Не меньшую радость испытывала она, досаждая Тимее мелкими кляузами: слуги в доме никудышные, опять сколько добра перепортили, зато языками чесать да сплетни распускать - тут они первые. И на каждый день у нее находилось что донести Тимее.
Завершив очередной день, проеденный под знаком показной лести и скрытого неистовства, Атали отправлялась ко сну. Ей не требовалась ничья помощь, чтобы раздеться, - она срывала с себя одежды: шнуровка, затянувшаяся узлом, безжалостно обрывалась, пряди распущенных волос ни за что ни про что страдали под резкими рывками гребня, а если и гребню они не поддавались, Атали, зажав в кулаке, рвала их и дергала, словно волосы были не ее, а чьи-то чужие, словно они в чем-то провинились. Пнув ногой сброшенную на пол одежду, она задувала сальную свечу, позволяя тлеющему фитилю наполнить комнату удушливой гарью. Бросившись на постель, Атали впивалась зубами в подушку и грызла ее, мысленно рисуя картины адских мук. Сон приходил к ней поздней ночью лишь после того, как она слышала: где-то в глубине дома хлопнула дверь. Молодой супруг удалился в свою одинокую спальню. Эта мысль наполняла Атали радостью, и она засыпала.
Уж ей ли было не знать, что молодожены вовсе не счастливы!
Затаив злорадство, она ждала, к чему это приведет.
Ни муж, ни жена ничем не выдают себя.
Нет промеж них ни жарких перебранок, ни размолвок. Даже неосторожный вздох не вырвется ни у одного из супругов.
Тимея все та же, что прежде, только муж день ото дня становится мрачнее. Битый час просиживает он подле жены иной раз, держа ее руку в своей, но в глаза ей не взглянет; затем встанет и удалится, не сказав ни слова. Мужчины не столько умеют властвовать своими чувствами, как женщины.
Одно время Тимар взял за обыкновение, отправляясь в какую-нибудь поездку, говорить, к какому сроку его ждать, а на самом деле возвращался раньше. А то наведается к жене в неурочный час, когда его никто не ждет. Делает вид, будто вернулся домой ненароком, и не желает выказать, что его влечет домой. Но причина у него на лице написана. Его терзают подозрения. Он боится.
В один прекрасный день Михай объявил дома, что должен отбыть в Левтинц, откуда возвратится лишь через месяц. Все дорожные приготовления указывали на то, что он действительно собирается долго пробыть в отлучке.
Когда супруги при расставании обменялись поцелуем - холодным, показным, условным поцелуем, - Атали присутствовала при этом. Она улыбалась.
Иной, пожалуй, и не заметил бы это улыбки, не почувствовал бы заключенной в ней ехидства, какое ощутил Михай.