Затем все они распрощались с хозяйкой дома. Тимея капризничала, жаловалась, что все еще неважно чувствует себя. Тимар задержался последним и на прощание вручил Терезе пестрый шелковый платок турецкой работы - в подарок Ноэми; Тереза поблагодарила его и пообещала, что Ноэми станет носить платок.
- Я еще вернуть сюда! Сказал Тимар, сжав руку Терезы.
По тропинке, поросшей мягкой травой, гости направились к лодке. Тереза и Альмира проводили их до самого берега.
А Ноэми взобралась на верхушку скалы и, усевшись на густую подстилку из мха и мясистых листьев седума, устремила мечтательный взгляд своих голубых глаз вслед удаляющемуся челну.
Прибежала Нарцисса и уютно устроилась на коленях хозяйки, грациозно изогнув шею и головой ластясь к Ноэми.
- Порочь пошла, изменница, неверная! Так-то ты меня любишь? Вмиг переметнулась к другой девочке только потому, что та красивая, а я нет! А теперь, когда она уехала, опять ко мне вернулась, теперь и я для тебя хороша? Ступай прочь, не люблю тебя больше!
Приговаривая эти слова, Ноэми обеими руками прижимала к груди ластящуюся беглянку, округлым нежным подбородком касаясь белой кошачьей головки и не сводя глаз с далекого челна. В глазах ее блестели слезы.
На следующий день "Святая Варвара", пользуясь благоприятной погодой, весь день продвигалась вверх по рукаву Дуная, вдоль венгерских берегов. До вечера на судне не произошло ничего примечательного.
Вечером все рано отправились на покой, единодушно сойдясь во мнении, что прошлой ночью мало удалось поспать.
Но Тимару и в эту ночь не суждено было уснуть. Якорь был спущен, на судне царила тишина, и лишь монотонный плеск волн, ударяющихся о борта, мешал окончательно возобладать ночному безмолвию. Но даже и в этой тишине чудилось Тимару, будто соседи его всецело поглощены каким-то отнюдь не благим занятием. Из боковой каюты, лишь тонкой дощатой перегородкой отделанной от его собственной кабинки, доносились разнообразные звуки: вроде бы позвякивают монеты, а сейчас как будто вытащили пробку из бутылки; вот словно бы ложкой что-то размешивают в стакане, а затем ладонь соприкоснулась с ладонью, точно совершая вечернее омовение. И отчетливо послышался тот же вздох, что и прошлой ночью: "О. Аллах!".
И наконец Тимар услышал тихий стук в перегородку: Евтим Трикалис звал его.
- Добрый господин, зайди ко мне!
Тимар второпях оделся и поспешил в соседнюю каюту.
Там помещались две койки и столик между ними. Одна койка была отгорожена занавеской, на другой лежал Евтим. На столике стояли ларец и два пузырька.