Младший врач полка Мариам Соломоновна Гольдштейн (ставшая после войны Ярош) отписывала мне потом, что творилось в полку и в дивизии, характеризуя каждого «деятеля» и своих полковых героев-разведчиков, которых она «вела». О ней будет ещё сказано, это была смелая и прекрасная молодая женщина.
Как видим, разные они были люди, те комиссары, которых я знал на войне. Действительно, главное — не место, которое занимает человек, а то — каков он.
Однажды комиссар дивизии Гильман появился у нас в Лелявино. Причём не один, а с элегантной женой Верой — высокой русской красавицей, благоухавшей тонкими духами. Гильман созвал командиров рот, вручил им по медали «За боевые заслуги» (большего, видно, не заслужили); мне — «За отвагу».
— Сукнев, проведи мою половину туда, — кивнул на передний край Гильман. — Покажи ей настоящего немца!
Ничего себе, думаю. А если обстрел, снайпер, который запросто мог влепить пулю в лоб? Повёл красавицу по ходу сообщения к нашему дзоту, прикрытому дёрном, с «окнами» для пулемётной стрельбы.
Иду впереди, отшвыривая ногой голубых лягушек, чтобы не раздавить. Вошли в дзот, мои пулемётчики рты разинули: молодая красавица, да ещё в лёгком платье, да с большими серыми глазами. Заведи им немца — меньше было бы эффекта!
— Показывай фрицев, товарищи! — подмигнул я командиру взвода лейтенанту Исаеву, который зарделся от изумления. Он понял.
— Вот, смотрите в амбразуру! Видите, роют окопы — во-он у леса!
— Вижу, — выдохнула Вера.
— Это фрицы!
— У-ух, сволочи! — выругалась наша гостья от всей души.
Но это были наши пулемётчики из другого дзота, роющие новый ход сообщения.
Гильману я доложил об этом вояже. Тот тоже всё понял, улыбнулся. И они вскоре в ночь ушли к переправе. На мой взгляд, рисковать такой женщиной мог только сумасшедший!
Время от времени я уходил в 3-ю роту в самый отдаленный дзот, в полном смысле тупиковый окоп с крышей из жердей и амбразурой в лог по ручью Бобров, который вдали время от времени переходили гитлеровцы с мешками, по-видимому цемента, к Заполью. Там были топкие места.
Здесь за несколько дней сидения я подстрелил одного офицера. Другого фрица продержал в холоднущей воде у гати около часа, но он всё же удрал сломя голову.
Один раз в то лето я увидел, как «очередь» немецких солдат в Заполье насиловала женщину, положив ее на низкую крышу погреба. Посмотрев в бинокль, засек ориентиры, дал из «Максима» очередь, стараясь не задеть женщину. Смотрю в оптику — фрицев будто ветром сдуло, а их жертва, одергивая юбку, тоже бросилась бежать, не поняв, откуда стреляли!..