— Хомутова! Они захватили пеньковую фабрику и вместо веревок гнали наркоту?
— Ну да!
— Незабываемое дело! Меня тогда Мордвинов со своими Мордятами собирался расстрелять. О, сладкие воспоминания!.. Но Янов — Коваль? Паша, неужели тот главарь? Не найденный?!
— Думаю, да. Мы знали, что он есть, но его никто не назвал. Только один раз перехватили в тюрьме записку от Хомутовой: «Показания на Олега не давать». Помнишь?
— Точно, на Олега. Выходит, Янов — это Коваль, а Коваль — тот наркоделец? — Томин сцепляет указательные пальцы, словно замыкая цепочку.
— Иначе на кой шут ему сумасшедший Хомутов? — ставит точку Знаменский.
— Слушай, до чего же земля круглая! — радуется Томин. — Как мы тогда бились, а через десять лет сам в руки плывет!
— Это еще не все, Саша, — подливает масла в огонь Знаменский. — Янов ходит грустить к дому Вероники. Подруга явно узнала фотографию и тоже называет его «Олег».
— Олег! — повторяет Томин.
— Если мы примем, что подруга не убивала, но что Веронику задушил кто-то свой, к кому она питала полное доверие. Если сопоставим, что Янов — Коваль на следующий день после убийства выехал за границу. То опять встает вопрос: не сотворил ли он это злодейство? Хотя, похоже, и любил.
— Что-нибудь между ними произошло. Мог убить. Ты вспомни, как тогда жестоко расчищали рынок, как физически истребляли конкурентов. Это персонаж с такими клыками!..
…В церкви народу перед вечерней службой еще немного. Человек в подряснике зажигает лампады на солее.
Коваль покупает и ставит три свечи за упокой. Долго стоит, глядя на дрожащие огоньки.
Идет священник. Кто-то суется к нему: «Батюшка, благословите». Настроение у всех мирное, умиленное.
Коваль делает движение наперерез священнику, и прихожане расступаются, потому что от этого человека ощутимо пахнет бедой, грехом. А может быть, и серой.
— Я хочу исповедаться, — говорит он.
Время неурочное, но батюшка чувствует, что отказать нельзя.
— Идемте.
Они подходят к аналою с Евангелием и крестом. Священник произносит уставные начальные фразы, склоняется к Ковалю и ждет, когда тот заговорит. Через некоторое время пробует ему помочь:
— Расскажите, что на душе.
Коваль не в силах начать. Пытается, но не в силах.
— Не могу. Простите, в следующий раз.
Священник с сожалением смотрит на него и вдруг, будто что-то разглядев скрытое, произносит тревожно:
— У вас мало времени.
Полчаса спустя Коваль входит в гостиницу.
Тут его ждут: один из телохранителей, дежуривший в вестибюле, делает знак другому, а тот докладывает сидящему спиной в стороне Ландышеву. Все трое направляются за Ковалем.