Я вернулся домой — но меня там ожидали перемены… Оказалось, что квартира наша заселена. За время моего отсутствия (а прошло все-таки более года) нас «уплотнили», и две комнаты из трех заняли теперь нежданные жильцы. Новая эта семья состояла из трех человек. Главой ее являлся некто Петр Ягудас, судя по фамилии — хохол. Был он ловок и деловит, этот Ягудас; состоял в партии, носил военную форму, но подвизался не на фронте, а в тылу — на коммерческом поприще. Помимо него имелась также старуха (мать Петра) и малолетняя дочка его, Наташа, живущая с отцом, — без матери — так же, в сущности, как и я сам когда-то… С маленькой этой Наташей (тогда, в сорок третьем году, ей было, кажется, 8 лет) я, помню, сдружился; она была единственной из этой семьи, к кому я относился по-доброму… С самим Ягудасом у нас сразу же сложились отношения натянутые. Не успев въехать в квартиру, он тотчас же начал покушаться на всю эту жилплощадь, стал интриговать, строить козни… Я узнал об этом — и невзлюбил его, естественно.
Вот так обстояли когда-то домашние мои дела! С тех пор утекло немало воды. И я не знал: что теперь происходит в моем доме, какие новые перемены ожидают там меня? Я ведь не знал ничего. С семьей своей — с матерью — я не переписывался и вообще утратил всякую связь, с сорок пятого года, с той самой поры, когда мне пришлось тайно бежать из города и начать подпольную, скитальческую жизнь.
Я отвык от Москвы. И думал, что начисто забыл все ориентиры. Но нет — я вышел точно! Ноги сами привели меня в знакомые с детства места… Шумит столица. Кружится столица. Так просто в этом сонме заблудиться. Но словно лось, неведомой тропой, крадущийся во тьме на водопой, лишь дрожью сердца да чутьем ведомый, я выхожу к единственному дому. Высокий дом. Я у его порога, как у подножья снежного отрога. Знакомый дом. Далекое окно. Темно оно. Я не был здесь давно.
* * *
Нетерпеливо — с бьющимся сердцем — надавил я кнопку звонка. И сейчас же за дверью послышались легкие летящие шаги. Дверь распахнулась. И в проеме ее, в желтом свету, я увидел девушку — круглолицую, в коричневом платьице с кружевным воротничком и с черной, тугой, переброшенной через плечо косою.
— Вам кого? — спросила она, с легкой опаской разглядывая меня.
— Простите, — сказал я, — здесь должна жить Елизавета Владимировна…
Я назвал последнюю — по мужу — фамилию моей матери. И тут же подумал с мрачным юмором: черт возьми, а может, я опоздал, напутал и теперь у нее уже какая-нибудь новая фамилия?
— Да, да, — сказала девушка, — это здесь… Но сейчас ее, к сожалению, нету.