— Но почему? Если ты меня действительно любишь… Двери-то наши — рядом.
— А про папу ты забыл? Он же ведь не спит.
— Как не спит? Хотя — да… Я тоже как-то заметил. У него что же, манера такая? Он, может, болен?
— Да нет, — сказала Наташа, — это у него недавно началось. С тех пор, как ты появился.
— Значит все — из-за меня?
— Ну, да. Как ты не понимаешь!
— Но чего он боится-то?
— Да вот именно этого… — Ресницы ее дрогнули, на щеки взошел медленный румянец. — Того, о чем ты только что говорил… Папа тоже ведь не дурак! И он теперь специально не спит — следит за нами. Караулит каждую ночь! А днем — отсыпается. Из-за этого он и на службу перестал ходить; взял внеочередной отпуск за свой счет…
Разговор этот велся глухо, на полутонах. Покосившись на дверь, Наташа поморщилась. И потом — просяще, поспешно, ласково:
— Знаешь, — сказала в половину голоса, — мне и сейчас не хочется, чтобы нас видели вместе. Все-таки — поздно! Сделаем так: я войду, а ты покури тут, побудь. И погодя — через полчасика… Ладно?
Обстоятельства эти вскоре стали известны и моей матери, и однажды, при встрече, она спросила меня:
— Что у тебя происходит с Наташей?
— Да ничего особенного, — пожал я плечами, — дружим… гуляем…
— Смотри! — Она погрозила пальцем. — Не испорть девочку. Наташка ведь еще маленькая, глупая, еще даже школу не кончила.
— Я вовсе не собираюсь ее портить, — возразил я, смутясь и, одновременно, раздражаясь. — С чего ты это взяла?
И потом — потянувшись за папиросами:
— А кстати, сколько же ей лет?
— Семнадцатый пошел…
— Ну, не такая уж и маленькая, — пробормотал я, закуривая.
— Но все же — еще несовершеннолетняя, учти, — сказала строго мать. — Тут ты можешь нарваться на историю… А тебе только этого не хватает! Почему ты всегда ищешь сложности?
— Ничего я не ищу, — отмахнулся я. — И вообще, кто тебе сказал — Ягудас?
— Да, — кивнула она. — Звонил на днях. Он беспокоится. Боится тебя… А я теперь тоже боюсь — за тебя самого!
— Что это вы все такие напуганные? — сказал я. — Не пойму. В чем, собственно, дело? Ну, есть девочка… Неиспорченная, кстати! И у нас с ней — хорошая дружба. Скорее даже — любовь… Да, да, любовь!
— Любовь под одной крышей, — сказала, поднимая брови, мать.
— А хотя бы. Какая разница? Если все у нас с ней пойдет хорошо, и если я, в дальнейшем, развернусь, устроюсь…
— А как у тебя вообще дела, — перебила она меня. — Есть какие-нибудь новости?
— Да пока никаких, — признался я нехотя, — но с другой стороны, это понятно. Я ведь только еще начинаю: разношу по редакциям стихи, знакомлюсь со средой. В моем деле очень важны творческие контакты, — надеюсь, ты понимаешь? Ну, вот… А на это требуется время.