— Где же он, этот город?
— А вон, — протянул руку Антон. — Гляди!
И указал на темнеющие неподалеку очертания двух низких бараков.
— Стройка только еще начинается. И пока имеется всего два здания: столовая да гостиница. Но нам-то ведь большего и не надо!
Поздно вечером, когда ребята уже улеглись, мы с Гринбергом тихо выбрались из гостиницы и пошли в полумраке, в лунном дыму к темнеющей неподалеку громаде монастыря.
— А остальные что же, — поинтересовался я, — не хотят? Или ты с ними не хочешь?..
— Да понимаешь ли, — проговорил он, — им это ни к чему. Серега — ты сам видишь, какой… У него есть лишь один критерий: партийный. Митьке, шоферу, вообще на все наплевать… Ну а Антошка, тот просто бы стал нам мешать! Он же скептик, рационалист. Да и спорщик ужасный… С ним тяжело ходить по священным местам, по таким вот музеям.
— Музеям? — повторил я вопросительно.
— Ну да. Здесь теперь музей! После контрреволюционного ламского восстания монгольские власти прикрыли почти все монастыри.
— Давно это было?
— В начале тридцатых годов. Мятеж вспыхнул в хангайских монастырях и охватил затем всю страну. Его с трудом подавили, и это в какой-то мере понятно. Ведь в ту пору в Монголии насчитывалось что-то около ста тысяч лам.
— Н-да, — кивнул я, — приличное войско…
— И сражались ламы яростно. Но все-таки не устояли. А потом, как водится, начался террор. Ну, ты сам, я думаю, знаешь, что это такое! Однако монахов все-таки истребили не всех.
Осип проговорил это медленно, внятно. И в голосе его прозвучала нотка удовлетворения.
— Да, не всех, — повторил он. — Некоторые попрятались, некоторые ушли за рубеж, в Тибет, в Гималаи. А кое-кого власти все же пощадили, не тронули… Вот в этом монастыре, к примеру, осталось двое лам. И один из них — Дамдин — мой хороший приятель. О, это настоящий монгольский интеллигент! Как раз перед самым восстанием он получил ученую степень агамба, то есть стал профессором мистики. А ведь для этого надо проучиться минимум тридцать лет! Надо прочитать сотни тибетских и индусских книг. И, конечно, требуется изучить всю древнемонгольскую литературу.
— Профессор мистики! — пробормотал я. — Все-таки странно как-то звучит… И что же он теперь делает?
— Служит смотрителем музея.
Профессор мистики оказался высоким, худым человеком — на вид ему было лет шестьдесят с жестким, костлявым, морщинистым лицом. Улыбаясь всеми своими морщинами, он сразу же повел нас во внутренний двор монастыря. Там помещалась белая войлочная юрта „Гэр" — жилище Дандина. В гэре было уютно, пахло благовониями. Вдоль стен стояла низкая деревянная мебель: шкафчики, сундучки, покрашенные в красный и зеленый цвета. А пол устилали бараньи шкуры.