— Так что же ты предлагаешь?
— Я не пророк. И не политик. Я ничего не предлагаю… Но мне хотелось бы, чтобы люди сейчас задумались надо всем этим. Крепко задумались. Постарались бы все это понять.
— Но люди никогда этого не поймут! И никогда с этим не примирятся! Они будут бороться за свои идеи…
— Вернее, за свои иллюзии.
— Да, за свои иллюзии… будут бороться свирепо, неустанно, безжалостно.
— Значит, когда-нибудь все действительно кончится плохо. Кончится общей бедой… И, пожалуй, правы те буддисты, которые утверждают, что на земле уже наступает Час Быка.
— Это что за Час Быка? — поинтересовался Юра.
— Час, когда просыпаются демоны мрака.
* * *
Я встретился после долгого перерыва со всей своей московской родней… И конечно — с матерью. И едва увидев меня и обмочив слезами, она сообщила:
— А ты знаешь, я наконец-то наладила переписку со своей сестрой — твоей теткой! Помнишь, с той, что уехала в двадцатых годах за границу.
— Где она сейчас обитает?
— В Париже.
— У нее есть семья?
— Есть муж и дочка. Ну, с мужем она уже не живет, они разошлись, а дочка при ней… Твоя ровесница. И тоже уже разведенная… Передает тебе горячий привет.
— Мерси, — сказал я. — И что же они там в Париже делают? Как живут?
— Ну, как живут эмигранты? Не очень-то роскошно. Сестра держит небольшой кабачок. Вот пишет: „Сама жарю блины".
— А ее муж?
— Тоже где-то торгует.
— А моя кузина?
— По-моему, вообще ничего не делает… Да какая разница?
— Никакой, это верно. А кстати, как вы все-таки разыскали друг друга?
— Через знакомых. Наша связь оборвалась в тридцать седьмом. Время тогда было суровое, шли аресты… Ну, а потом началась война… И я думала, что их уже и в живых-то нет. Но вот недавно границы приоткрылись; на Запад стали ездить всякие делегации, туристы, множество журналистов. И представь себе, один мой старый приятель повстречал в Париже кое-кого из наших донских казаков, — там их, оказывается, много, целая колония! И все узнал… Ну и вот. Теперь сестра пишет, что хочет пригласить меня к себе в гости месяца на полтора.
— Но разве это возможно?
— Да вроде бы… Говорят, что уже начинают кое-кого выпускать к близким родственникам. Это называется „по личному приглашению".
— И когда же ты думаешь поехать?
— Ох, не знаю. Дело это сложное, хлопотливое… Во всяком случае — не в этом году.
— В общем, я рад за тебя, — сказал я погодя. — Подумать только в Париж! К сестре! Даже как-то и не верится.
— Мне и самой не верится, — проговорила она, всхлипывая. — Ведь столько лет прошло! Столько лет… Но если все у меня хорошо получится, то потом и ты тоже, наверное, сможешь съездить. А почему бы и нет? Я в Париже поговорю.