— Кто такой?
— Осип Кузьмичев, — с особенной внятностью проговорил Ландыш.
— Так… А теперь объясни: для чего сделал этот снимок? Специально для шантажа?
— По разным причинам… Ну, и конечно, для того, чтоб ты сидел тихо, не рыпался… Чтоб знал, если ты стукнешь — сразу же сам погоришь.
— А кто же снимал? — я повертел в пальцах фотографию.
Ландыш сейчас же сказал, отбирая ее.
— Ну, голубок, ты больно много вопросов задаешь. А тебе б надо теперь поменьше болтать и побольше слушать.
„Да, я попался! И если это капкан, то капкан настоящий, — думал я, — стальной медвежий, хватающий намертво. Как же быть? Во всяком случае сейчас надо постараться как-то выиграть время…"
— Ну, что ж, — помолчав, сказал я, — раз такое дело — я подумаю… Может, мы и столкуемся… Но ты меня не торопи!
— Даю неделю сроку, — блеснул металлической своей улыбкой Ландыш.
Он глянул на стол, туда, где плавали в винных росплесках сотенные билеты. И добавил с оттенком угрозы:
— А гроши все-таки возьми… Твоя доля!
— Нет, — сказал я, — отдай мою долю Клавке.
— Да у нее и так есть…
— Ничего, это ей будет как дополнительная премия. За старания, за хлопоты, за красоту.
Клавка! Вот еще что удручало меня; такого предательства я все же не ждал. Был бы я в эту минуту один, я бы, наверное, заплакал… Или же — что всего вероятней — напился бы с горя вдребезги.
И протянув ей пустую стопку, я попросил, нет, скорее, потребовал:
— Налей!
Она вздрогнула, ожила. И опять посмотрела на меня чуть искоса, вполоборота, дразнящим своим взглядом… Но я не ответил на него. Не поднял к ней глаз.
В этот момент в сенях послышался топот, смутные голоса. В дверь гулко стукнули. И Ландыш воскликнул весело:
— Вот и кодла явилась… Принимай гостей, Клавка! Ох и гульнем нынче, ох и гульнем!
ЧЕЛОВЕК С «НЕЖНОЙ» КЛИЧКОЙ
Шумная компания ввалилась в избу, все — молодые, мордатые, здоровенные парни! И среди новых этих лиц я вдруг увидел одно, которое знал давно, которое запомнилось мне еще с лагерных пор, со времен легендарной „сучьей" войны.
Это был Ванька Жид. И хотя словом „жид" в России презрительно именуют евреев, Ванька не имел к этой расе ни малейшего отношения; был чистокровный русак. Кличку свою он, однако, принимал спокойно, равнодушно: среди блатных шовинизма не существует! И крепко дружил с Левкой Жидом — евреем уже истинным, неподдельным. Два эти Жида, одесские воры, славились в мире картежников как виртуозные и опасные игроки. И в лагере на пятьсот третьей стройке, на знаменитой „мертвой дороге", они обыгрывали всех блатных. Я сидел с ними вместе. И однажды мне довелось присутствовать при ссоре друзей, вспыхнувшей в тот момент, когда они впервые решили сыграть вдвоем. Сыграть друг против друга.