” – с обычной насмешливой улыбкой спросил Адам.
Вздохнув, Цирцен опустился на колено перед камином, пройдясь рукой под щелью, где очаг соединялся с полом. Часть стены, соседствующая с камином, тихо повернулась под прямым углом, открывая чёрную, как смоль, потайную комнату. Цирцен взял свечу и вошёл внутрь. Легким движением ноги Цирцен опустил рычаг, который вернул стену на место. Несколько мгновений заняло у Цирцена на то, чтобы его глаза приспособились к темноте. Цирцен чувствовал себя здесь неуютно. Комната была местом, к которому он обращался только в самые мрачные времена.
Лэрд миновал маленькие столики, лениво повертев в руках разнообразные “дары”, принесённые ему тёмным эльфом. Предназначенье некоторых Цирцен понимал, других – никогда не хотел знать. Адам давал им странные названия: батарейки, автоматические винтовки, зажигалки, тампоны. Цирцен изучал некоторые из них, а одно использовалось им много раз за прошедшие столетия. Адам называл его “переносной CD плеер”. Обычно его любимым был “Реквием” Моцарта, однако сегодня Цирцен был более расположен к “Полёту валькирий” Рихарда Вагнера. Одев наушники, Цирцен поставил плеер на максимальную громкость, опустился на стул в углу и уставился на пламя свечи. Бумаги хрустнули у него в спорране. Криво улыбаясь, Цирцен извлёк их оттуда. Он забыл, что давным-давно засунул бумаги в сундук, с трудом избежав губительной ситуации, найдя их снова. Последнее, на что Лизе нужно наткнуться, так это его криво накарябанные и слезливые самонаблюдения. Девушка могла принять его за душевнобольного.
Он знал первый свиток наизусть:
“4 декабря 858 года
Мне сорок один, и сегодня я обнаружил, что, благодаря Адаму Блэку, буду жить вечно. Мои руки дрожат от гнева, и я с трудом погружаю перо в чернила. Адам не оставил мне выбора – но имеют ли значение желания простого смертного для бессмертного народа, который потерял способность чувствовать?
Он не говорил мне ничего до моей свадьбы, состоявшейся сегодня. И даже потом он не сказал мне всего. Всего лишь признался, что десять лет назад подсыпал мне зелье в вино. Теперь мне придётся наблюдать, как стареет моя жена, лишиться её, когда она умрёт в то время, как я продолжу одинокое существование. Стану ли я таким же чудовищем, как Адам Блэк? Не притупит ли и время мою способность чувствовать? Не сделают ли тысячи лет меня уставшим от необходимости терпеть и не окрасят ли плутовским безумием мой разум, который станет наслаждаться озорными интригами? Не сделают ли две тысячи лет из меня существо, подобное им, страстно увлечённых борьбою смертных, которую они больше не могут чувствовать? Не такого я желал моей любви. Лучше, чтобы она могла жить и умереть, как предначертано природой.