— Да, пожалуй. Ты его тоже знала, так?
— Да.
— И что о нем думала?
— Что он чокнутый.
Я не мог не улыбнуться:
— Ты думала, что он на такое способен?
— Резать глотки и закапывать людей живыми? Нет, Коуп, таких мыслей у меня не возникало.
— Понимаю.
— И ты понимаешь, что именно он убил Марго и Дуга. Я хочу сказать, была и другая версия. Мол, он работал вожатым в лагере, где произошли убийства, а потом начал убивать сам.
— Вполне возможно.
— Что?
— Может, те убийства только подтолкнули Уэйна. Может, потенциал убийцы был в нем заложен. Тем летом он стал вожатым в лагере, где резали глотки, это и послужило катализатором.
— Ты готов подписаться под этой версией?
— Нет, но кто знает?
— И вот что еще я о нем помню…
— Что?
— Уэйн был патологическим вруном. Теперь, став дипломированным психологом, я знаю этот профессиональный термин. Но и тогда… Ты же помнишь? Он врал обо всем. Просто чтобы врать. Это было его естественное состояние. Он врал, даже когда его спрашивали, что он съел на завтрак.
Я задумался.
— Да, помню. Отчасти это было обычное бахвальство. Юноша из богатой семьи, он пытался стать своим среди обычных ребят. Он и торговал наркотиками, и состоял в банде, и девушка его позировала для «Плейбоя». А врал он напропалую.
— Помни об этом, когда будешь говорить с ним.
— Обязательно.
Молчание. Давно спавшие чувства шевельнулись во мне. Чувства, связанные с Люси. Я не знал, может, это своеобразная ностальгия или последствие стресса.
— Ты слушаешь? — спросила Люси.
— Да.
— Все это немного странно, не так ли? Я имею в виду наши отношения.
— Согласен.
— Хочу, чтобы ты знал: ты не один. Я с тобой, понимаешь?
— Понимаю.
— Это помогает?
— Да. А тебе?
— Конечно. Было бы ужасно, если бы это чувствовала только я.
Я молча улыбнулся.
— Спокойной ночи, Коуп.
— Спокойной ночи, Люси.
Серийные убийства (или отягощенная ими совесть), должно быть, эффективное средство борьбы со стрессом, потому что Уэйн Стюбенс за прошедшие двадцать лет практически не постарел. Когда-то он был симпатичным парнем, таким и остался. Разве что исчезли пышные вьющиеся волосы, уступив место короткому ежику, но ему эта прическа шла. Я знал, что Стюбенса выпускают из камеры только на час в сутки, но этот час он наверняка проводит на солнце, потому что никакой тюремной бледности я не заметил.
Уэйн Стюбенс встретил меня ослепительной, близкой к идеалу улыбкой.
— Ты приехал, чтобы пригласить меня на встречу друзей по летнему лагерю?
— Да, мы собираемся в «Рейнбоу рум» на Манхэттене. Жаль, ты не сможешь присоединиться.
Стюбенс закатился смехом, словно никогда не слышал ничего более остроумного. Я, разумеется, понимал: допрос будет непростым. Ему задавали вопросы лучшие федеральные агенты. С ним занимались лучшие психиатры и психологи. Обычные методы не сработали. Но у нас было общее прошлое. Мы в какой-то степени даже дружили. Только на это я и мог рассчитывать.