— Есть у меня парочка знакомых единоборцев, — говорю, — хорошие люди, но по-нашему совсем говорить не умеют.
— Из заграницы?
— Из-за нее, родимой.
Девушка докурила и раздавила окурок о дно фарфоровой пепельницы.
— Ладно, дорогая, меня Роман Антоныч ждет.
— Меня Наташей зовут, — говорит она.
— Самых красивых девушек в мире зовут Наташами, — отвечаю.
Милая девушка. Не будь я женат… но сердце навсегда принадлежит другой. Тоже Наташе, между прочим.
Лестница укрыта красной дорожкой, которая, правда, закончилась на пролете второго этажа, обнажая щербатый бетон со следами голубой краски на нем. Добравшись до третьего этажа, я отворил дверь и оказался в длинном коридоре с множеством дверей. Прямо напротив входа висело зеркало в полный рост, и я непроизвольно уткнулся носом в свое собственное отражение. Ну, да, смотреть, собственно, не на что. После тюрьмы я все еще похож на сбежавшего уголовника… ну, или на путешественника, не кушавшего неделю.
Я огляделся и сразу обнаружил нужную мне дверь с позолоченными ручками.
Туда-то мне и нужно.
Паршивец сидел на диване у огромного окна, положил ноги на пуфик, и бешено стучал по клавишам портативного виромата, лежащего на коленях. Из колонок доносился рев двигателей, грохот выстрелов и взрывов. Увлеченный Паршивец, потный, раскрасневшийся, в расстегнутой до пупка белой рубашке, не поднимая головы, махнул рукой. Присаживайся, мол.
Центр кабинета занимал огромный стол — этакий динозавр, устроивший себе здесь место для ночлега. Вероятнее всего динозавра доставили сюда при помощи крана, потому что я не мог представить себе количество грузчиков, которым бы хватило силы затащить его на третий этаж. А в лифт громадина определенно не залезла бы. Три табурета с мягкими сиденьями я поначалу не заметил. Зато бросился в глаза книжный шкаф в котором валялись книги. Именно валялись — беспорядочно, одна на одной, кое-как. Я ясно представил Паршивца, открывающего стеклянную дверцу, выхватывающего из кучи нужную книгу, листающего страницы, что-то выискивая. А потом, найдя (или не найдя) он швырял книгу обратно и со звоном захлопывал стеклянную дверцу. Паршивец предпочитал хаос порядку. В хаосе, говорил он, всегда можно найти что-то новое, тогда как в порядке все уже давно украдено до нас.
— Присаживайся, я через минутку, — говорит Паршивец, сцепив зубы, и лупит по клавиатуре с такой силой, что она трещит. Что-то в динамиках оглушительно взрывается.
— Играть в рабочее время…
Табуреты, стоящие здесь, наверняка разработали специально для посетителей. Сидеть на них неудобно, постоянно хочется встать и ощущение такое, что вот-вот упадешь. Я поерзал немного, потом приметил за «динозавром» офисное кресло и пересел в него. Что ни говори, о своем заде Паршивец заботился больше, чем о заде своих посетителей.