Утром он проснулся в десять. Ольги уже не было, только рядом, на подушке, записка: "Я на работе, приду в пять. Завтрак на плите. Если куда пойдешь, ключ оставь под перилами. Целую."
Он удивился, что ничего не слышал: ни как она встала, ни как готовила завтрак. Обычно он спал очень чутко, что в зоне порой спасало жизнь. Но этот первый блаженный сон на воле, рядом с желанной женщиной, как бы отпустил его нервы от того напряжения, каким он жил последние годы. Лежа на спине и глядя в белый потолок, он как то по-особому остро вспомнил один день на зоне. Тюремная судьба забросила его тогда под
Владивосток. На вечерней перекличке он уловил внимательный острый взгляд высокого черноглазого парня, появившегося с последним конвоем. Перед отбоем к нему подошел один из блатных и, кивнув в сторону новенького, сказал:
— Вот тот пришел по твою душу.
Стриж ждать не стал, бросил подушку на кровать и двинулся к длинному. Подойдя в упор, глянул на того и спросил:
— Ну, говори, что против имеешь?
Тот усмехнулся, глянул с вызовом в холодные глаза Стрижа и сказал:
— Я брат Сома. Мы вокруг его могилы окурки загасили, понял?
— Кто это мы?
— Нас много. Мурай, например.
Анатолий слышал про этот воровской обычай. Собирались вокруг могилы, курили на корточках и потом гасили окурки по окружности. Это было что-то вроде клятвы — обета отомстить за убитого. А Сом был как раз один из двоих обысканных тем утром Стрижом.
"Молодой, глупый, рьяный. Мурай его как пешку использует, а он гордится, дурак!"
— Тебе сколько лет, салага?
— Ну, восемнадцать, а что?! — взъерепенился парень.
— Рановато курить начал, сопли еще до полу. — И Анатолий развернулся, чтобы уйти. Новенький схватил его за плечо. Стриж, не оборачиваясь, локтем резко ударил его в живот. Тот сразу убрал руку и, застонав, согнулся от боли.
— Как звать, вояка?
— Соменком кличут, — прохрипел новичок сквозь боль.
— Брат твой дурак из дураков был, а ты, видать, еще хлеще.
— Все равно я тебя пришью! — крикнул Соменыш вслед уходящему Стрижу.
— Ради Бога, только завтра, а то я спать хочу, как собака.
День был тяжелый, муторный. Он поудобнее устроился на жестком матрасе. Рядом присел Семен, сосед и друг из самых верных.
— Ты чего не ложишься, Сем?
— Спи, Стриж, я посижу немного.
— Хорошо, — и он провалился в яму черного сна.
Утром, после завтрака и развода, их повели на работу. На берегу океана стояли эллинги для ремонта атомных подводных лодок. В эти громадные металлические коробки высотой с семиэтажный дом целиком втаскивались огромные субмарины. Зэки сооружали рядом подсобные помещения: бытовки, котельную, здание конторы. Метрах в тридцати за эллингами плескался Великий, он же Тихий, океан. Вот только колючая проволока по самой кромке прибоя портила этот романтичный пейзаж.