Заприметив нас, обнаженные безумцы стали подниматься. На ноги удалось встать троим, остальные неуклюже попадали в снег.
— Приветствую, — сказал один глухо. В руках он держал заиндевевшую рубашку в клеточку. На лице безумца застыла вечная улыбка — печать Ловкача — в глазах играли блики глубокого, горящего где-то внутри головы, огня.
— Гости у нас, — так же глухо, с тихим присвистом, словно во рту не хватало нескольких передних зубов, добавил еще один безумец. В его синих пальцах была зажата большая меховая шапка. Она бы неплохо спасла его от холода, если бы безумец додумался надеть ее на голову, — откуда путь держите, добры молодцы?
— Не твое дело, — отозвался Шмат, — убирайтесь с дороги, дайте пройти!
— Нет, — неожиданно вмешался Император, и от его голоса я вздрогнул, — заставь их рассказать, где прячется Ловкач. Они должны знать, они безумцы!
— Верно, — раздалось за нашими спинами, — давайте допросим их.
— У вас отличная шуба, молодой человек, — сказал безумец, держащий рубашку в клеточку, — не хотите поменяться? Конечно, моя рубашка ничто, по сравнению с вашими одеждами, но я могу приплатить! — он похлопал себя по голым синюшным бедрам, и улыбка его, безумная, дикая звериная улыбка, сделалась еще шире, — а, черт, я же совсем обнажен. Нехорошо вышло, перед людьми-то. Срамно.
И неожиданно он откинул голову назад и засмеялся. То был смех не человека, а дьявола, смех безумца, душу которого сожрал адский огонь. Я сжал крестик с такой силой, что кончик проткнул ткань и больно впился вне в палец. Мои глаза напряглись, я огляделся по сторонам. Я вдруг четко осознал, что мы угодили в ловушку, которую устроил Ловкач.
Он мог сделать из человека безумца, выжать его разум, но сам-то он безумцем не являлся.
О, да. Ловкач знал, что молодой Император гонится за ним. Он также знал, что мы дойдем до Шотограда, и что Император не сможет бороться с овладевшим его отчаянием… И теперь мы как мыши, угодившие в лабиринт, но не знающие об этом, и идем на запах сыра, которого, быть может, и нет вовсе, потому что в конце лабиринта нас ждет он… Ловкач.
Может быть, я параноик, но мне безумно захотелось развернуться и убежать прочь из города.
Шмат вдруг сделал шаг вперед, замахнулся и мощным ударом повалил смеющегося безумца на землю. Тот упал, с хрустом ломая тонкий лед на мостовой, но хохотать не перестал, наоборот, смех сделался еще громче и звонче. Меня пробила сильная дрожь, да и всем, наверное, кроме Императора, стало не по себе. За спиной со звоном взвыла детива, и воздух разорвала тонкая стрела с ярким оперением, звонко ударилась о камни возле смеющегося безумца и разлетелась в щепки.