— Нет, учитель, я не бездельничал! — ответил Эмиль, тонко балансируя на грани дерзости и почтительности. — Я размышлял.
— Размышлял? — усмехнулся Тармил. — Достойное времяпровождение! Однако, позволь поинтересоваться, о чем же именно ты размышлял?
Перед тем, как ответить, Эмиль поднялся на ноги. В свои шестнадцать лет он был весьма высок и широкоплеч, и крепостью сложения не уступал взрослому мужчине, но рядом с Тармилом самому себе казался маленьким и хилым. Коленопреклоненная поза же только усиливала это неприятное ощущение, и Эмиль поспешил насколько возможно сравнять свое с учителем положение.
— Ну?.. — поторопил его Тармил.
— Я размышлял о необычайной красоте осеннего света, — с подчеркнутой серьезностью ответил Эмиль. — И о том, можно ли достичь подобного эффекта освещения искусственно. Например, с помощью заклинаний. Ведь ни свечи, ни лампы здесь не годятся…
Тармил снова усмехнулся.
— Можно! Только зачем? Ты, принц, думаешь не о том… Такие штуки хороши для придворных магиков, а придворный магик из тебя не выйдет.
— Из вас же вышел…
— Эх, принц, моя служба при дворе — это отдельная песня… Так вот, с размышлениями тебе придется повременить. Советую тебе побыстрее привести себя в приличный вид и поспешить во дворец. Твой дед хочет видеть тебя.
Вот это было плохо. Эмиль ненавидел бывать во дворце, и особенно не хотел появляться там сейчас, когда залы и переходы полны суетящихся слуг, которые будут глазеть на него, как на диковинного зверя. Может быть, даже будут тайком тыкать пальцами… Он даже замычал от едва сдерживаемого отвращения.
— Вот тебе и придворная служба, — заметил Тармил, невозмутимо любуясь гримасой, которою скорчил Эмиль. — Любо-дорого посмотреть, как тебя скручивает от одного упоминания дворца. Но ничего не поделаешь, принц. Королевский приказ!
— Может быть, мы притворимся, что вы меня не нашли? — без особой надежды предложил Эмиль.
— Ни-ни, даже не думай.
Уговаривать его было бесполезно; Эмиль тихо вздохнул. Тармил принадлежал к той породе людей, на которую не действовали никакие уговоры. Иначе и быть не могло, иначе он и не выжил бы… Однако, Эмиль не мог скрыть своей досады: она заставляла зло вспыхивать его рыжие глаза и кривиться — губы.
— О Безымянный, зачем я ему мог понадобиться?!
— Это уж лучше тебе знать. Может быть, он хочет сделать тебе внушение насчет того, как вести себя на празднике?
— Что я, дурачок — внушения мне делать?
Тармил посмотрел на него с жалостью.
— Дурачок, раз задаешь такие вопросы.
Ответить на это было нечего. Эмиль с тоской взглянул на небо, где неспешно продолжало свой путь клонящееся к горизонту солнце, потом перевел обреченный взгляд на учителя. Тот по-прежнему был совершенно невозмутим и абсолютно безжалостен. Камень, скала! Как странно, вдруг подумалось Эмилю, что он, такой сильный, такой спокойный, такой выдержанный, не старается прибрать к своим рукам всю власть, никогда даже не пытался диктовать королю свою волю… впрочем, король тоже крепкий орешек, не всякие зубы способны его разгрызть.