Он крикнул радисту дать "SOS", но тут-то и случилась беда. Радио испортилось, и сколько радист ни потел, у него ничего не вшило. "Навозный жук" посерел.
А с океана, как нарочно, шел шторм. На второй день нам двинуло под скулу таким ветром, что завыли не только снасти, а даже кастрюли в камбузе. "Навозный жук" понял, что влип, и почернел.
На третий день на радиста снизошла благодать, он починил радио и дал "SOS". На четвертый день нас начало заливать с головой и ударил мороз.
К вечеру мы превратились в глыбу льда. Шторм крепчал.
На рассвете подошел спасательный пароход. Мы все собрались на палубе и привязали себя канатами кто к чему, чтобы не смыло волной.
Пароход повертелся около нас, увидел, что не справится, и ушел. Тогда "Навозный жук", как человек богобоязненный, признался нам, что посадил пароход нарочно, ругал арматора страшными словами и просил прощения.
У нас же не было сил даже набить ему морду.
Я привязал себя в штурвальной рубке к рулевому колесу, и оттуда меня вытащили на третий день, когда "Клондайк" сидел в воде по палубу. Три рукоятки колеса примерзли к груди. Их оторвали от меня вместе с моей собственной кожей.
Должен вам сказать, что это был первый случай аварии у Ляйтвеста, за которую арматор получил вместо страховки фигу с сиропом. На суде "Навозный жук" подтвердил все, в чем покаялся нам. Деваться ему было некуда.
Теперь он переменил профессию и работает по уничтожению крыс в Лондонском порту. Он ходит с корзинкой и бросает в дыры черствый хлеб с мышьяком.
Вот! И вы думаете, что после этого я кому-нибудь поверю насчет честности страховых обществ? Еще тогда, в больнице, я сказал себе: "Ну, Джим Бирлинг, если ты застрахуешь свою жизнь даже в тысячу фунтов, ты будешь последний дурак во всем Старом и Новом Свете. Хватит!"
Сема хлопнул ладонью по столу. Чоп вытаращил глаза и захохотал. Габуния впервые за время болезни рассмеялся.
Чоп долго объяснял Семе разницу между страховкой в Англии и в Советском Союзе. Сема, наконец, понял, но сразу не захотел сдаваться. Он проворчал, что нельзя называть разные вещи одними и теми же словами, обязательно случится путаница.
Сема был сконфужен случаем со страхкассой и ушел очень скоро. Чоп остался.
В связи с болезнью Габунии Чоп вел бесконечные разговоры о малярии:
- В царское время гарнизон в Поти начисто вымирал от лихорадки каждые три года. Недурно? Отсюда и пошла солдатская песня о "погибельном Кавказе". Рыжий говорит ("рыжим" капитан называл врача), что здесь встречается особенная лихорадка. Она называется болотным худосочием. Половина ваших рабочих-мингрелов больна этой болезнью. Я помню, Миха все удивлялся: "Жара, говорит, у людей нет, а они едва тянут ноги". При этой болезни температура стоит ниже нормы. Но у вас не болотная, у вас настоящая потийская лихорадка. Оно и понятно: кругом гниение, вода и тепло, как в Западной Африке.