Зато у разведчиков работы — хоть отбавляй. Иногда на ничейной земле сталкивались наши и немецкие группы. Тогда завязывался бой. Даже не бой, а страшная драка, когда старались не шуметь и не стрелять, а бились молча — прикладами, ножами, саперными лопатками и зажатыми в кулак гранатами.
Как раз в такую драку ввязалась группа Громова. Четверо разведчиков, постепенно отступая, отвлекали немцев, а Громов и Седых схоронились в воронке. Переждали. Выбрались наружу и скользнули под проволочное заграждение.
У первого же блиндажа пришлось залечь: совсем близко маячил часовой, за ним — другой, третий. Как ни коротка летняя ночь, а своего все же дождались. Какой-то офицер вышел проветриться. Тут-то и встретил его Громов правой в челюсть.
Пленный оказался танкистом. Долго отмалчивался, а потом заявил, что дни русских сочтены, так как фюрер прислал такие танки, которые не взять ни одной пушке. «Тигры» быстро сомнут русскую оборону и снова выйдут к Волге. Пришлось выяснять, что же это за «тигры», какая у них броня, какое вооружение, какая проходимость.
К вечеру допрос закончился, и Громов отправился в свой блиндаж. Он повалился на топчан и совсем уж было заснул, как вдруг услышал слабое поскуливание. Встал, заглянул за загородку. Шинель — в самом углу, скомкана и местами покусана, Рекс разворошил солому и лежал на голой земле. Гипс цел. Бинты на месте. Крови не видно. Но котелки с водой и кашей не тронуты.
— Да пропади ты пропадом, проклятая псина! — выругался Громов и мгновенно уснул.
Снился старый, хорошо знакомый сон. Во время артобстрела Громов попал в дымящуюся воронку. Он хорошо знает, что скоро в эту воронку попадет снаряд. Надо быстрее выбираться. Но кто-то крепко держит его за руку. В конце концов он вырывается и выскакивает из воронки. Так было каждую ночь. Но сейчас руку держали так цепко, что у Громова зашевелились волосы: ведь он уже слышал вой того самого снаряда, который летел в его воронку.
Громов рванулся из последних сил. Раздался какой-то треск — и он проснулся. Сел. Вытер со лба холодный пот. Огляделся. Блиндаж, топчан, коптилка… А где же рукав рубашки? Между жердями загородки торчит голова Рекса. Глаза налиты желтым огнем, а в зубах — рукав рубашки.
— Да-а, кажется, одной ногой я был на том свете, — мрачно усмехнулся он. — Дотянись пес до горла — был бы мне капут.
Виктора даже передернуло от этой мысли.
— Так же ты, зараза, платишь за добро! — разозлился Громов. — Полудохлый, шевельнуться не можешь, а на врага бросаешься. Конечно, врага. Враг я тебе был, врагом и останусь. А потому…