Смотрины пройдут на редкость удачно. В результате Яна выиграет главный приз — Дениса Градова и, прижимая к сердцу драгоценную ношу — нечто тяжеленное, громоздкое и неподъёмное, свою каменную Галатею, потащит её дальше и дальше в свою жизнь. Оживёт ли Галатея? О будущем Яна не думала. Только бы выдержать, дотащить, не выронить…
Пройдёт ещё несколько дней, которые мало что изменят — их встречи то ночью у Дениса, то днём у неё, лихорадочно-торопливые, как бы мать не вернулась с работы раньше времени, и мамины ревнивые ненавидящие взгляды, летящие в Дениса, и ненавидящие взгляды Роковой, летящие в Яну, и вместе с тем благополучно завершившиеся съёмки, и зачёты по контрольным, которые она отослала на факультет. И в каждом номере — её материал, потому что она уже начнёт привыкать к этим сладким мукам, и чем более будет осознавать свою с Денисом несовместимость, тем сильнее влюбляться. Чем тяжелее ноша, тем она будет становиться драгоценнее.
Потом он сделает ей предложение, буднично, между прочим, будто приглашая выпить чашку кофе в буфете, а Яна будет молчать, молчать, не в силах из себя выдавить что-либо подходящее случаю, — все слова разом превратятся в пустые звуковые оболочки, лишенные какого бы то ни было смыслового содержания.
И тогда статуя на мгновенье оживёт — что промелькнёт вдруг в незамутнённых никакими «чуйствами» глазах Дениса — растерянность? Волнение? Страх её отказа? Во всяком случае, это «что-то» с лихвой заменит Яне любовные излияния, как и в первую их ночь, когда его губы благодарно и уязвимо толкнулись в её пальцы.
Она нужна ему. В том, как он ждал ответа, было нечто от младенца, у которого тянут из рук погремушку.
Денис — солнечный день.
— Ладно, я тебе открою самую тайную тайну, — прошипел АГ. — Тем более, что всё равно на Суде «всё тайное станет явным»… После смерти Ленина, как только Иосиф фактически пришёл к власти, я нашёптывал ему сделать религию государственной, отказаться от этого никому не нужного атеизма, рассказать честно народу об ошибках социальной политики духовенства, привести свидетельства, о которых мы говорили… Опереться на лояльное духовенство, на обновленцев… Развесить повсюду цитаты из Писания, обличающие неправедную власть князей… Объявить, что отныне «лежащий во зле мир», то есть «мир насилья» разрушен, и церковь будет служить бедным и униженным, трудовому народу, как, мол, и призывал Господь… «Кто не работает, тот не ест…» «Блаженны плачущие, блаженны нищие духом…» — «Нищие духом» — это совсем не нищие…
— Кто там будет разбираться, всё можно было бы оформить надлежащим образом. «Блаженны алчущие и жаждущие правды…» И все эти грозные тексты из Ветхого Завета, из «Откровения»… Опереться на слова «Всякая власть от Бога»… Чтобы вместо царя и членов его семьи читались поминовения Генсека и членов политбюро… А главное, получить благословение свыше на кровь и насилие: