Пресвятой Лаоран, какое у Северцева теперь стало лицо! Левую сторону покрывают глубокие грубые шрамы. Уголок рта приподнят, краешек глаза тоже, отчего появилась пугающая дьявольская раскосость и саркастическая ухмылка. В точности так на древних фресках рисовали нечистую силу. А правая сторона по-прежнему ангельски прекрасна. Разительный, невозможный контраст, от которого сжимается сердце. И чёткая, математически ровная линия раздела — точно по центру. Совершеннейшая красота и жесточайшее уродство, лики света и тьмы сливаются в непредставимое и непостижимое единство. На Северцева невыносимо смотреть и невозможно отвернуться.
Усилием воли Клемент заставил себя отвести взгляд, сел в кресло и сказал следователю:
— Начинайте очную ставку.
— Поскольку я потерпевший, — опередил следователя Северцев, — то решающими будут мои показания.
И голос у него теперь другой. Он по-прежнему звенящ и гибок будто плеск горной реки, но в нём появилась острая и жесткая хрипотца, — связки тоже искалечены, навечно сорваны криком. Странный получился голос: ни забыть, ни слушать его невозможно.
— Говорите, — разрешил следователь.
— Никто из присутствующих здесь лиц в том фургоне не был.
— Однако Цалерис Аллуйган и Теодор Пиллас признались в совершении преступления.
— Самооговор — не преступление, — возразил Северцев. — В фургоне были другие люди. Трое, два исполнителя и один заказчик. Но это не Цалерис Аллуйган, не Теодор Пиллас и не Ланмаур Шанвериг. Преступники довольно сильно похожи на них внешне, но это совершенно другие люди.
— Зачем бы двум вполне успешным молодым даарнам себя оговаривать?
— Ради преданности своему хозяину. Чтобы надёжнее отвести от него ложные обвинения.
— Так вы настаиваете на непричастности Ланмаура Шанверига и его теньмов к нападению на вас? — уточнил следователь.
— Да, — твёрдо сказал Северцев. — Настаиваю.
— А почему тогда Теодор Пиллас покончил с собой?
— Что? — испуганно переспросил Малугир. — Как «покончил с собой»?! Вы хотите сказать, что он совершил самоубийство?
— Именно, — ответил следователь.
— Он оставил предсмертную записку?
— Нет.
Малугир отвернулся, прикрыл лицо рукой так, словно прятался от удара.
— Мне говорили, что Пиллас вернулся в лицей… А на самом деле… Теперь ещё и смерть. Ведь на самом деле это убийство. Закон империи говорит, что тот, кто довёл людя до суицида, точно такой же убийца, как и тот, кто стрелял из бластера или добавлял в пищу яд.
— Господин! — шагнул к нему Аллуйган. — Но вы-то здесь не при чём! Вы не виноваты в смерти Тедди! И ни в чём другом не виноваты.