— Что? — с брезгливым возмущением переспросил Максимилиан. — Гирреанец? Да за всю историю Пришествий Погибельником не становился выходец из Гирреана! Тамошний людской мусор даже сатанинским силам бесполезен. Дед-таниарец! Ты ещё скажи, что среди родни этого твоего кандидата есть калеки!
— Мать Авдея Северцева слепа, мой Светоч. Но не от рождения! Сам он…
— Вздор! — перебил император. — Глупость и вздор! Сын гирреанской увечницы, отродье ссыльника, настолько тупого, что даже мятежничать не сумел, жандармам не попавшись! Да ещё и гнусный таниарский еретик! Ничтожный кусок грязи и скверны! Вздор! Таким презренным мусором побрезгуют даже в аду!
— Мой Светоч, Авдей принял лаоранство. И его отец не ссыльный, а поселенец Гирреана по жене. Кроме того, мой Светоч, служба охраны стабильности вот уже семнадцать лет не может предъявить обвинение Михаилу Северцеву.
— Вздор, — с брезгливой миной велел император. — Хренотень это, а не информация. Погибельник из Гирреана. Надо же было додуматься до такого вздора. Ты портач и тупица! Только и годишься, что перед дверью столбом торчать, дармоед. Пошёл вон! И не лезь сюда больше. Когда будет что тебе приказать, сам вызову. Иди.
Клемент поклонился, выскользнул из комнаты, поклонился двери. Встал на ноги, усталым до равнодушия взглядом посмотрел на сидящих в гостиной придворных. Криво усмехнулся и пошёл в дежурку — опять прямо через гостиную.
Теньм-пять схватил его за рукав, затащил в коридор для обслуги.
— Ты что вытворяешь, четырнадцатый?! Ты хоть представляешь, что тебе теперь будет? Вся «лестница пяти ступеней» — и радуйся, если отделаешься только одним прохождением!
— Какая ещё «лестница»? — ответил Клемент. — С чего вдруг? Я предстал пред Светочем с отчётом о поручении, но отчёт не понадобился, и мне велено возвращаться в дежурку. Только и всего.
— Только и всего?! Ты сказал «Только и всего»?! — потрясённо переспросил пятый.
— Да. Я сказал «Только и всего».
— Что с тобой происходит, четырнадцатый?
— Ничего. Со мной уже много лет ничего не происходит. Да и никогда не происходило, если разобраться. Даже сегодня всё осталось никак.
Клементу действительно было никак. Пусто. Пренебрежение императора не причинило ни обиды, ни боли.
Вся боль и все обиды остались там, в Плимейре, в кабинете безвестного следователя.
А здесь… Это похоже на то, как удаляют швы на затянувшейся ране — приятного ничего нет, но и болью тоже не назовёшь. Противно, только и всего. Хотя и необходимо.
Разговор с императором поставил точку в нескончаемо длинном споре теньма-четырнадцать с самим собой, завершил какой-то этап его жизни.