— Отсюда же и яростное неприятие любого калечества или уродства, как врождённого, так и приобретённого, — сказала вдруг Маргарита. — Если вахтовик получал мало-мальски серьёзную травму, его тут же отправляли домой, — и прощай все надежды разбогатеть за короткий срок. Зачастую увечье и увольнение одного работника резко снижали заработки всей бригады. Производственный травматизм в первое десятилетние освоения капсулы был огромным, поэтому стали появляться разного рода суеверия о том, что встреча с калекой приносит несчастье. Люди даже краешком боялись соприкоснуться со всем, что напоминало об увечьях. Неудивительно, что со временем, особенно после Раскола, это превратилось в настоящую антиинвалидную истерию.
— Ты это к чему? — спросил Тромм.
— Не знаю. Так, случайная ассоциация.
Тромм и Лиайрик переглянулись. Ассоциации Маргариты всегда были равноценны предупреждению.
— Это именно случайная ассоциация, — сказала Маргарита. — А всерьёз тревожит меня совсем другое. По последним данным исследования космонета, на научных форумах и чатах сети всё чаще появляются разговоры о создании принципиально новой модели звездолёта, которая позволит проходить сквозь стену капсулы. Причём разговоры эти не просто болтовня, а вполне серьёзное обсуждение конкретной научной проблемы. Пока все изыскания ведутся лишь в теории и только на общественных началах, а потому воспринимаются широкой публикой как игра для всяких там яйцеголовых заумников…
— …но как только у этой игры появятся первые серьёзные результаты, к ней сразу же захотят присоединиться крупные звездолётостроительные компании, — закончил мысль коллеги Тромм.
— Лучший способ задушить любую инициативу, — задумчиво произнёс Лиайрик, — это её организовать и возглавить.
— Всё верно, — согласился Тромм, — но как организованная инициатива будет выглядеть в нашем случае?
Маргарита пожала плечами.
— Давайте думать, коллеги.
= = =
Гюнтер навзничь лежал на диване, пустыми глазами смотрел в потолок. Позавчера пришло известие, что экскурсионный лётмарш с группой школьников, среди которых была Илона, разбился в горах. В катастрофе не выжил никто.
— Иди поешь, — сказал Найлиас. — Это приказ.
— Да, дядя, — бесцветно ответил Гюнтер. Поднялся, ушёл в кухню. Лицо пустое, как у сомнамбулы.
Найлиас досадливо клацнул шипами. Больше всего ему хотелось обнять мальчишку покрепче, заставить выплакаться, а после говорить Гюнтеру утешающие слова, согревать в ладонях его иззябшие от горя руки.
Но нельзя.
+ + +
— Ученик называет вас дядей, — холодно сказал капитан ордена, смуглый горбоносый человек лет тридцати пяти.