Ты еще пожалей его, — пронеслась в голове шальная мысль.
— Ты разрушил мою жизнь, ты поломал мое здоровье, ты…, - я замолчала, меня снова мутило, ноги задрожали от слабости, а внизу живота свернулась тугим клубком боль. Колени подогнулись, и я упала на землю. Боль накатывала жгучими волнами, я обхватила живот руками и застонала. Ко мне подбежал Никольский, в его глазах была такая боль.
— Что с тобой? Что случилось? — он подхватил меня на руки, не переставая смотреть на меня.
— Андрей, ребенок…, - это были последние слова, которые я смогла сказать, прежде чем сознание покинуло меня.
* * *
Я очнулась, оттого что Никольский нервно подергивал меня за прядку волос.
— Может, перестанешь это делать? — недовольно спросила я, глядя в его прозрачные голубые глаза.
— Привет. Тебе лучше? Ничего не болит? — 'вот мешок худой, сколько сразу вопросов!
— Куда мы едем?
— В больницу, — от одного слова больница я чуть не завопила.
— Не надо в больницу, все хорошо, — я скорчила рожицу.
— Аля, скажи мне, пожалуйста, это правда? — я вывернулась из его рук и отодвинулась к самой двери.
— Что, правда? — 'услышал, черт его дери!
— Ты беременна? — в его голосе проскользнула надежда.
— Беременна, — сухо подтвердила я.
— Это мой ребенок? — 'ну что за глупый вопрос!
— Нет мой! — 'какой вопрос, такой ответ!
— И все-таки?
— Твой.
— Откуда такая уверенность? — я покраснела до кончиков ушей и отвернулась к окну.
— Я девушка чистоплотная, поэтому всегда предохраняюсь, а ты тогда особо не поинтересовался моим мнением, — во мне закипала злость.
В машине повисла тишина.
Я злилась и молчала, но как не странно чувствовала себя вполне живой, и отчасти счастливой. Рука сама собой потянулась к животу, а через мгновение ее накрыла теплая ладонь Никольского. Я повернула голову.
— Значит муж, да? — гневно выплюнула я, а он лишь пожал плечами, мол, прими как данность, — что ты сказал моим родителям?
— Ты в командировке в Германии, и я ничего не говорил, но Сергей Михайлович любезно согласился мне в этом помочь, — я зло сузила глаза.
— Может, еще и про Макса просветишь? — глаза Никольского потемнели.
— Почему бы и нет, — спокойно ответил он, — твой мальчик оказался очень понятливым, когда речь зашла о работе его отца…
— О! Мило. Можешь не продолжать, надеюсь, все помехи на подходе к моему телу ты устранил! — язвительно заметила я.
— Какой острый язычок у моей супруги, — тихо прошептал Никольский, подвинувшись вплотную ко мне. Слово 'супруга' неприятно защекотало нервы, подняв возмущение подобно волне цунами. Но дурнота, подкатившая так незаметно, свела на нет все эмоции.