Проклятый род. Часть III. На путях смерти. (Рукавишников) - страница 12

- К тому клоню, что Раиса все. Семен Яковлевич, брат наш старший, отчего умер? А? Не от бабы? О тех не говорю - о Федоре да Вячеславе. Давно то было, а вы про то знаете. Про Макара Яковлевича я. Про Раису то есть. Все она. Молчать! Что такое монах? Какой монах? Зачем монах?

Сидели в номере гостиницы, в том же, где давно, более тридцати лет протекло, Макар с молодой женой жил-баловался. Несколько комнат. Княжеский называется номер. Разные сидели люди у Корнутова стола. А больше дикого вида, грязные, с блуждающими взорами. Но были и чиновные. Сам Корнут Яковлевич сидел без сюртука, но часто взглядывал на сюртук свой, на спинке стула висевший. Спинка высокая. Выше плеч Корнутовых плечи сюртука. И на сюртук поглядывает, видит ордена и ленточки, и тешит себя не улыбаясь.

Вошел монах Евсевий.

- Благодать Господня на вас. К вашему высокородию, милостивец. Реестрик вот. О ту неделю, коли помнить изволите, разговорец был...

- Здравствуйте, здравствуйте. Что такое? Какой реестр? Простите, великодушно, отец, что без сюртука пред вами. Жарко. Не обессудьте.

- И что вы, Корнут Яковлевич. Нам ли, воинству смиренному, велелепие мира. А реестрик вот он. О ту неделю, о ту неделю разговорец у Сухаревки в дому Анны Акимовны благодетельницы...

- А!.. Дружина... Да, да. Светлое начинание. Только не ко времени вы, отец. Брат скончался. Телеграмма вот... Волею Божьею. К ночи выезжаю. Да.

- Помилуй Бог, милостивец... Вечная память рабу... А который же это братец?..

- Как - который? Брат Макар...

- Ах, так Макар Яковлевич... Я было подумал тот, другой... Вечная память... Помяни, Господи, душу...

- Тот, другой! Другой! Вячеслав, значит? Каторжник! Про того, знайте, отец, ни говорить, ни думать не стану; жив ли он, умер ли... И стыдно вам, отец, предположение иметь, что поехал бы я из-за него... Из-за каторжника... из-за каторжника, да, да... и врага отечества. Или

не знаете? Стыдно. Не ожидал. Не ожидал-с.

Побагровело лицо Корнута Яковлевича; голову он в тело горбатое по уши опустил. Кулачком в, стол бия, слова визгливого крика как молотком выбивал. И брызгала слюна.

- То есть простите великодушно. Из памяти вон... как перед Истинным...

Маленький монашек, невзрачный, угождением подобострастным дрожь в голос вызвал. На бутылки, на стаканы столпившиеся смотрел глазками бегающими. И более еще закраснелся носик его, и заблестел.

- Да, да... садитесь же, отец. Гость будете. А дружина... Да! Тут проект нагрудного знака. Не годится, не годится... Идея, так сказать, не полностью выражена. Крест все заслоняет. А тут не то надо. Конечно, эмблема... да, да. Только тут другую эмблему на первый план.