Павел потрясенно прошептал, чуть не нажав на спуск от неожиданности:
– Как ты меня нашла?..
– А зашла в тот бассейн, и у механика спросила…
– Так ведь он не знает, что я в этой школе работаю. Он думает, я в другой…
– Да? А я спросила на остановке, где тут школа с бассейном, мне и объяснили…
Павел разглядывал ее, и никак не мог согнать с лица глупую ухмылку. Люська была ужасно благостная, опрятная, в ярком цветастом платьице, еле державшемся на узеньких тесемочках на ее округлых покатых плечах. Закурив, она тихо, с трагической серьезностью, сказала:
– Не могу я без тебя, Паша…
– А как же твой муж? Гера Светляков?
Она мотнула головой с брезгливой гримасой:
– Да ну его! С ним, как с мешком картошки… Вроде и с голоду не помрешь, но пресно, скучно…
– Ба-а… Помню, помню, как ты соловьем разливалась, что будешь вернейшей на свете женой…
– А я что, не верная? Я хоть раз тебя обманула? Хоть раз я в тайне от тебя трахалась? Я тебе сразу говорила, что разлюбила, и что ухожу к другому…
Павел разинул рот и уставился на нее. Он точно знал, что она нормальная. Или – почти… В дурдоме она лежала всего один раз, и то в отделении сумеречных состояний. Эт-то было что-то… Немного придя в себя, он захохотал. Да так, как никогда в жизни не хохотал. Его сгибало на стуле, мышцы живота сводило судорогой, а он никак не мог остановиться. Еле-еле сквозь смех выдавил:
– Го-оссподи-и… Кому скажешь, что ты в течение нескольких лет, каждые две недели разлюбливала меня насовсем и окончательно, и уходила к другому, так ведь сочтут сумасшедшим…
Она равнодушно пожала одним плечом; мол, дело житейское… Павел спросил серьезно:
– Ну и как, тебя хорошо оттрахал Кок?
Она пожала обоими плечами:
– Ничего и не было… Стала бы я со стариком трахаться…
Но глаза явно вильнули в сторону.
– Старик-то он старик, но доктор наук, профессор, членкор, член Союза писателей…
– Паша! Ну, я ж к тебе пришла!
– Пардон! А нафига мне головная боль? Мне сейчас хорошо, отлично работается, мои книги издаются, деньжата водятся. А свяжешься с тобой, и опять все пойдет наперекосяк.
– Паша, ну прости меня! Дура я была. Так хорошо, как с тобой, мне ни с кем не было…
Это было вообще нечто, сравнимое со вспышкой сверхновой звезды: Люська просила прощения. Она вдруг вскочила со стула, подбежала к двери, захлопнула ее и заложила на цепочку, которую Павел приделал еще прошлой осенью. Люська медленно вернулась к столу, по пути медленно-медленно, с блядской улыбочкой задирая подол платья. Может быть, Павел и не выдержал бы этого испытания, тем более что помимо воли ощутил и у себя некое шевеление плоти, но не далее как вчера его по полной программе, и даже двум, ублажила элегантная, симпатичная, безотказная, спокойная Оксана, а уж темпераментная, не хуже Люськи. Павел равнодушно цыкнул зубом, проговорил: