Тот спросил, нисколько не чинясь:
– Сколько надо?
– Тридцать штук.
– Завтра приходи в это же время…
На другой день Павел подошел к парню, вопросительно поглядел на него.
– Деньги давай… – коротко бросил парень.
Павел протянул ему деньги, тот старательно их пересчитал, подал какую-то железячку, после чего мотнул головой:
– Вон лежат, под стеной…
В двух шагах от парня под стеной магазина сиротливо лежала пачка из-под сигарет. Павел поднял ее, она оказалась неожиданно тяжелой. Он открыл пачку, и увидел свеженькие, в масле, патроны. Не зря же их зовут "маслятами". Парень равнодушно смотрел в сторону.
Когда Павел проходил мимо стола, он проворчал недовольно:
– В нашем деле за недостачу одного патрона, можно пулю схлопотать…
Носить с собой наган Павел не боялся; милиция не останавливала, и не обыскивала, ни с того, ни с сего, трезвых, импозантных мужчин. Но носить наган в сумочке, было все же безопаснее, потому как, сделав "личный досмотр" милиционеры частенько забывали обыскать сумки.
После всех позапрошлогодних перипетий, у него вдруг явилось мучительное желание написать продолжение миниатюры о Мурзе Великом. Только из-под пера полезла не веселая фантасмагория о наездниках крылатых коней, а черный юмор о людоедах, которые на полном серьезе решают вопрос: а кого будем есть? Действительно, кто мог предполагать, бегая по митингам в хмельном предвкушении близкой свободы, что свобода обернется форменным людоедством. Люди, которых считали друзьями, вдруг волчьими клыками вгрызаются в глотки… Хотя, был один человек, который задолго до перестройки предвидел, что будет большая стрельба и резня. Это Батышев. Зайти к нему, что ли, в Университет?.. Павел подумал об Университете уже без прежней боли. Кажется, Димыч как-то сказал, что по закрытой милицейской статистике, за годы перестройки и рыночной свободы, в бандитских разборках и в результате заказных убийств, народу погибло, лишь не на много меньше, чем в Гражданской войне восемнадцатого-двадцатого годов…
– М-да-а… – проговорил вслух Павел. – Форменное людоедство творится вокруг. И ни решетками, ни стальной дверью от него не загородиться…
Придя на работу, он прошелся по пустынным школьным коридорам, показался на глаза завхозу, и прошел в бассейн. Все ж таки, хоть у него и был договор с директором, но не стоило слишком раздражать начальство своим отсутствием на работе большую часть рабочего времени. Работы в бассейне уже не было, новое оборудование еще не нуждалось в ремонте, а все необходимые дела, Павел уже переделал, когда отключили горячую воду; то есть, набил сальники у задвижек и вентилей, набил солидола в подшипники насосов, смазал как следует все штревели, и теперь бездельничал. К тому же, теперь лет десять не надо было набивать сальники. Пользуясь своими познаниями в химии, Павел раздобыл за пару бутылок на секретном заводе метра четыре шнура из трехзамещенного фторопласта, и набил сальники фторопластом. А набивка эта, как знал Павел, – вечная. Завхоз как-то намекнула ему, что не худо бы ему помочь в ремонте школы. На столь нахальное предложение поработать, он отреагировал бурно: безапелляционно потребовал, чтобы завхоз прошла с ним в бассейн, и потом таскал ее по всем помещениям и вслух, громким голосом демонстративно считал вентили и задвижки. Насчитал ровным счетом пятьдесят две задвижки и двадцать восемь вентилей. После чего воззвал ораторским тоном: