Атланты вцепились в нас, намереваясь оттащить с пути падающего тела, но, увидев, что оно нас минует, успокоились. Колпаки не позволяли нам различать звуки, но при падении этого тяжелого тела на дно, вероятно, последовал сильный удар; слой ила взлетел кверху, как взлетает тина в пруду, если бросить в нее камень.
Это был кит метров двадцати пяти в длину, и по оживленной и радостной жестикуляции подводных людей я заключил, что они сумеют найти хорошее употребление для его жира и спермацета.
Некоторое время спустя после встречи с мертвым китом мы, все трое, к нашей радости, снова очутились перед знакомой квадратной дверью с тяжелыми колоннами по бокам, ибо порядком устали от такого непривычного для нас путешествия, и вскоре уже стояли на сыроватом полу входной камеры сухие, невредимые, без прозрачных колпаков.
Через несколько дней — нам трудно определять время точно, — после того как Маракот демонстрировал атлантам на экране "кинематографа мысли" все, что с нами произошло, нас пригласили на куда более пышную торжественную демонстрацию, где мы узнали историю этого удивительного народа.
Я не обольщаюсь, сеанс вовсе не был организован исключительно в нашу честь, скорее всего такие демонстрации нередко повторялись публично, чтобы народ не забывал о своем прошлом, и то, что нам показали, было лишь прелюдией к длинной религиозной церемонии. Но как бы там ни было, постараюсь описать то, чему мы были свидетелями.
Нас привели в тот же большой зал, где Маракот при помощи экрана рассказывал о наших приключениях. Здесь уже собрались все обитатели Храма Безопасности, и нам, как и в прошлый раз, отвели почетные места перед большим блестящим экраном. Атланты запели длинную торжественную песнь, скорее всего своего рода гимн. Потом дряхлый, седой старик, летописец или историк атлантов, встреченный аплодисментами, занял кафедру и стал проецировать на экран ряд картин, изображавших возвышение и падение его народа. Если бы только мне удалось передать вам их яркость и драматизм! Я и мои товарищи совершенно потеряли представление о времени и пространстве — так мы были увлечены этими картинами. А сзади нас, потрясенные до глубины души, люди вздыхали и проливали слезы над трагедией, рисовавшей разрушение их отечества и гибель их народа.
В первой серии изображений мы увидели древний материк во всем блеске славы — каким он сохранился в памяти народа, ибо воспоминание это народ передавал из поколения в поколение. Мы видели великую страну с птичьего полета — ее огромные владения, прекрасно возделанные и орошенные беспредельные поля, где росли культурные злаки; цветущие фруктовые сады, веселые ручьи, поросшие лесом холмы, спокойные озера и кое-где живописные горы. Повсюду селения, фермы, прекрасные дворцы. Потом мы перенеслись в столицу страны — удивительный, великолепный город на берегу моря; в гавани стояло множество галер, пристани были завалены товарами. Город защищали крепкие стены, высокие боевые башни и глубокие рвы — все колоссальных размеров. Дома вдоль улиц тянулись на много километров, а в центре города возвышался окруженный зубчатой стеной замок, такой огромный и внушительный, точно порождение каких-то фантастических снов. Потом мы увидели лица обитателей страны того золотого века: почтенных старцев, мужественных воинов, прекрасных, достойных женщин, веселых, крепких детей — цвет человечества.