Герцог посмотрел на нее поверх головы сына.
– Значит, ты добился своего? Спроси ее, Эдмунд.
Эдмунд передвинул генеральского коня немного влево, а затем сказал:
– Я сделал тебя очень счастливой. Правда, Ева?
– Я счастлива как кошка, которая вылакала кувшин сливок. Разве ты не помнишь? Ты рассказывал об этом вчера вечером, и я ужасно смеялась.
– Да, папа, правда! Я придумал смешной рассказ, который ей очень понравился. И бабушке тоже. Бабушка так смеялась, что чуть не упала. А потом сказала, что я самый любимый из ее внуков.
– Потому что других внуков у нее нет. Это Оыло выражение иронии.
– Ирония, – повторил Эдмунд. – Надо будет вставить это слово в мой рассказ. Ты только объясни, что оно значит. Папа, ты хочешь услышать рассказ?
– Да. Сегодня вечером я сам уложу тебя. Послушаю, что ты придумал, и тоже посмеюсь.
– Он очень умный мальчик, милорд. Эдмунд, покажи папе, какую операцию ты придумал, чтобы разбить Наполеона.
Она отодвинулась от поля битвы. Отец с сыном заново выстроили солдат и развернули артиллерию, причем мальчик не умолкал ни на минуту.
– Неплохой выстрел, Эдмунд. А теперь наведи фланговые пушки на первую шеренгу. Да, так… Отлично. Пли!
– Попал! – завопил Эдмунд. – Я попал тебе прямо в подбрюшье!
– Да, черт побери. Придется быть осторожнее, а то ты уничтожишь всю мою армию. Подбрюшье… Где ты слышал это слово?
– Так Баньон называет мой животик. Он говорит, что я должен беречь средние части тела, потому что они мягче других… Смотри, папа.
Ева смеется!
– Да, и даже глаза сияют. Правда, совсем чуть-чуть. А теперь не хочешь ли ты поехать с бабушкой на благотворительный базар в Пантеон?
Эдмунд чуть не потерял дар речи.
– Я никогда там не был. Да, папа, да!
– Вот и отлично. Баньон стоит в коридоре с накидкой и перчатками. А бабушка ждет тебя с нетерпением.
Эдмунд обнял Эванджелину за шею, поцеловал в щеку, низко поклонился отцу и пулей вылетел из детской. Эванджелина услышала голос Баньона, но не разобрала слов. Но Эдмунд ответил слуге ликующим криком. Герцог, лениво развалившийся на ковре среди игрушечных солдатиков и пушек, казался огромным и очень красивым.
– А герцогиня знает, на что вы ее обрекли?
– Думаете, я специально заставил ее забрать Эдмунда, чтобы остаться с вами? – Герцог поднялся, протянул ей руку и помог встать: Эванджелина подняла взгляд и невольно залюбовалась им. Она с трудом проглотила слюну и попыталась отстраниться, но герцог продолжал держать ее за руку. – Да, я хотел остаться с вами наедине, но, честно говоря, идея принадлежала матери. Если бы это пришло мне в голову раньше, я бы уже давно был здесь.