- Мне жаль, что вы стали жертвой моих отношений с КГБ. Если хотите, я заявлю следователю протест в связи с тем, что они натравливают вас на меня. Вы, скажу, возмущены мной и подозреваете, что я оклеветал вас перед следователями. Это будет еще одним доказательством вашей непричастности к моим делам.
Тимофеев подумал и сказал:
- Верно. Пожалуй, хуже не будет.
На очередной допрос я пришел хмурый, на расспросы Солонченко о причине плохого настроения ничего не отвечал. Если в прошлый раз он мне нужен был без Илюхина, то сейчас вся соль была в том, чтобы говорить с ними обоими, столкнуть их лбами. Ведь формально следователи нарушили инструкции. Они сами не раз говорили мне, что им даже запрещено выяснять, кто сидит в камере с допрашиваемым.
Вскоре появился Илюхин и тоже сразу же заметил мою мрачность. Солонченко обратился к нему:
- Что-то Анатолий Борисович сегодня не в духе. Тут я взорвался:
- Вы еще спрашиваете, почему у меня плохое настроение? Натравливаете сокамерника - он же теперь на меня буквально с кулаками бросается, думает, что я его оклеветал! Я ведь вам, гражданин следователь, ясно сказал: вы, и никто другой, лично сообщили мне, что Роберт Тот на свободе. При чем же здесь Тимофеев? Я требую от прокурора, чтобы попытки КГБ отравить обстановку в нашей камере были немедленно прекращены!
Оторопевший Илюхин переводил взгляд с меня на следователя и обратно: он ничего не понимал. Солонченко же - о, это было зрелище! - побледнел, по-настоящему испугался. После долгой паузы первым подал голос прокурор:
- Александр Самойлович, вы знаете, о чем идет речь?
- Да видите ли... - робко начал Солонченко, но сразу же перешел на агрессивный тон: - Анатолий Борисович имел наглость (впервые он позволил себе такую грубость - видимо, сказалось волнение) утверждать: дескать, я сообщил ему о том, что Тот - на свободе. Это, естественно, ложь. Откуда этот факт ему известен, я представления не имею. А что касается вашего соседа по камере, - обратился он ко мне, - так я даже не знаю, кто он.
- Знаете или нет, меня не интересует. Я требую прекратить натравливать его на меня в поисках стрелочника, ответственного за ваши ляпы.
Тут в разговор вступил Илюхин. Говорил он, как и полагается прокурору по надзору, строгим голосом, в упор глядя на Солонченко:
- Вопросами изоляции заключенных занимается тюрьма, а не следственные органы. Если у следствия есть какие-то подозрения, оно может обратиться к руководству тюрьмы.
- Но именно так мы и поступили, когда Володин направил Петренко письмо по этому вопросу, - быстро ответил тот. - А больше я ни о чем не знаю!