Прошел месяц с тех пор, как я начал знакомиться с материалами дела. Адвокат, которого КГБ грозился навязать мне, не появлялся, и я надеялся, что они - хотя бы временно - отказались от своей затеи.
Шестнадцатого марта днем я сидел, как обычно, у Солонченко, зарывшись в бумаги, когда в кабинет вошли Володин и Илюхин.
- Анатолий Борисович, - обратился ко мне Володин, - мы решили дать вам возможность еще раз написать родственникам, кому именно вы поручаете подобрать адвоката.
Я помедлил, пытаясь понять, что означает подобная щедрость.
- Хорошо, но тогда я должен им объяснить, какие требования я предъявляю к защитнику.
- Нет, этого нельзя. Можете лишь сообщить, что доверяете выбор, скажем, матери.
- Но такое заявление я уже написал несколько месяцев назад.
- Повторите еще раз то же самое, и, помедлив, он продолжил: - Ваша мать сейчас здесь, мы ей и передадим записку. Можете добавить пару слов о том, что вы здоровы.
"Мамочка, дорогая! - стал писать я дрожащей от волнения рукой. - Я заявил следствию еще в начале января, что подбор адвоката доверяю тебе и Наташе. От защитника, предложенного следствием, я отказался. Если найти такого, который вас устроит, не удастся, сам буду себя защищать. Не бойтесь за меня. Крепко целую всех вас и Натулю. Толя. 16. 1.1977 г."
Володин прочел и поморщился:
- Мы еще никого вам не предлагали, а вы уже отказываетесь. Перепишите, вполне достаточно обращения и следующей фразы. Можете еще приписать, что вы здоровы и чувствуете себя хорошо, - и он протянул мне мою записку.
- Вы и так предельно затруднили мне и моим родственникам поиски адвоката. Никаких сокращений я делать не буду.
Володин передал записку Илюхину. Тот прочел, они обменялись взглядами и вышли. Передадут ее маме или нет, осталось неясным. Сердце мое билось так, что казалось, вот-вот проломит ребра и вырвется из своего "Лефортово" - так я волновался. Рухнет ли, наконец, стена молчания? Увидят ли домашние мой почерк? Прочтя о том, что я отказываюсь от казенного адвоката и готов защищаться самостоятельно, поймут ли, что я не иду ни на какие компромиссы с КГБ?
Примерно через час появился Губинский и вернул мне мое послание:
- Перепишите и поставьте правильную дату. Сейчас семьдесят восьмой год, а не семьдесят седьмой.
Я обрадовался, что речь идет о таком пустяке.
- Давайте исправлю от руки.
- Нет, перепишите!
Я переписал все слово в слово, поставил правильную дату. Губинский ушел и еще через час вернулся.
- Как звать вашего племянника?
Я готов был услышать все что угодно, только не этот странный вопрос.