Липавский, несомненно, был человеком, не похожим на нас, причем даже внешне. Он всегда придавал большое значение тому, как выглядит: тщательно ухаживал за своими густейшими усами, носил солидные костюмы, всегда повязывал галстук. Кроме того, он был одним из немногих отказников с собственной машиной - объяснял, что купил ее на деньги, присланные родственниками из-за границы.
Последний раз мы виделись в начале семьдесят седьмого года. Я искал жилье, и когда Саня пригласил меня жить вместе с ним в комнате, которую он снял в центре Москвы, сразу же согласился. "Вот везение! - думал я. - Этот парень всегда тут как тут, когда в нем есть нужда". В середине февраля я переехал к нему, и он сразу же исчез - уехал, по его словам, на несколько дней устраивать какие-то важные семейные дела. В следующий раз он объявился уже на страницах "Известий".
Липавский был не единственным сексотом внутри нашего движения. С Леонидом Цыпиным я познакомился в семьдесят третьем году, в самом начале своего долгого пути в Израиль. Отказники, участвовавшие в демонстрациях, сразу же произвели на меня большое впечатление, хотя я и обратил внимание на то, что далеко не все в движении за алию разделяют мои восторги, что некоторые отказники с большим стажем нарекли буйную молодежь "хунвейбинами", считая, что демонстрации лишь мешают "высокой политике", а последние презирали "бонз" за их осторожность. Пропасть между двумя группами углубилась еще больше, когда после одной из демонстраций "хунвейбины" были жестоко избиты в тюрьме, а "бонзы", узнав об этом, поддержали их лишь формальным протестом. Двое из молодых "хунвейбинов", Леонид Цыпин и Аркадий Лурье, были самыми воинственными и непримиримыми противниками "бонз" -гораздо более крайними, чем их товарищи. Они протестовали против любых попыток перебросить мост между лагерями. "Никогда мы не сядем с этими людьми за стол переговоров!" - кричали они. В конце концов выяснилось, что и тот и другой - стукачи и провокаторы, которым КГБ поручил следить за нами и попытаться деморализовать движение изнутри.
Лурье был разоблачен на относительно раннем этапе. Цыпин же продержался до семьдесят шестого года. Когда я познакомился с ним, ему было только двадцать лет, но он утверждал, что уже два года в отказе. Должен признаться, что этот рыжебородый юноша в очках был для меня поначалу образцом смелости - ведь я видел, как бесстрашно он вел себя во время демонстраций, лицом к лицу с милиционерами и агентами КГБ. Из песни слова не выкинешь - меня, новобранца, вдохновляло "мужество" провокатора, которому, как выяснилось, никогда ничто не угрожало...