Он высказал эти соображения по-английски и Рольф покачал головой.
– Упрямство всегда было твоим главным недостатком, – сказал он. – Спроси хоть у Сохмсея. – Перейдя на свой язык, он продолжжил: – Они проводят тебя домой, Кайл. Я возвращаюсь. Остальные скоро прибудут, и я должен встретить их на плато. Когда соберутся все, я приведу сюда капитанов.
Он отсалютовал Арраки и пошел обратно по разрушенной дороге. Бэннинг недолго смотрел ему вслед и, отвернувшись, тут же забыл о Рольфе. Все его страхи исчезли и он страстно хотел осмотреть город.
– Ты пойдешь сейчас домой, господин? – негромко спросил Сохмсей.
– Да, – ответил Бэннинг. – Я пойду домой.
Он прошел через ворота, сопровождаемый Сохмсеем, который шел по его правую руку. Их окружала шумящая, обожающая толпа и Бэннинг почти физически ощущал это обожание. Он подумал, что древние Валькары хорошо выбрали себе телоранителей – верных и преданных. Насколько – это он выяснит позже.
Этот звездный Вавилон был огромен. Во времена его расцвета здесь, должно быть, голова шла кругом от сверкающих красок, шума, блеска сокровищ бесчисленных миров. Перед мысленным взором Бэннинга проплывали воображаемые картины посольств, идущих вниз по этой, теперь разрушенной дороге, принцев Цефея, королей Бетельгейзе, вождей наполовину варварских племен с диких миров созвездия Геркулеса, спешащих преклонить колени в Городе Королей, городе Валькаров. А сейчас только тишина и красные сумерки наполняли улицы и развалины дворцов.
– Город снова оживет, – прошептал Сохмсей, – теперь ты дома.
И Бэннинг коротко ответил «Да».
От ворот в центр города тянулся широкий проспект. Бэннинг шел вперед, ступая по вдавленным плитам, а ноги его свиты клацали и шаркали по камням. В конце проспекта, у самого озера, возвышался дворец из белого мрамора, возвышался над всем городом, подавляя своими размерами и мощью. Бэннинг шел к нему. Проспект расширился и превратился в огромную площадь, по границам которой когда-то стояли статуи гигантских размеров. Грустная улыбка тронула губы Бэннинга. Многие статуи рухнули на плиты площади, да и оставшиеся стоять изувечила жестокая рука Времени. Но когда они все стояли здесь – целые и невредимые, мощные фигуры, устремленные к звездам, держащие солнца в своих могучих руках – их вид должен был внушать трепет, доказывать посольствам их ничтожество перед непреодолимой мощью Империи, так что тронного зала посольства достигали, подготовленные должным образом.
Теперь руки статуй сломались и звезды выпали из них, а глаза, обращенные к идущим, были запорошены пылью веков и слепы.