— Мда. — Палома поджала губы. Эрверд с братом всегда были сорвиголовами, каких мало. Пока они работали на нее, ей удавалось удерживать близнецов от бесчинств. Но она уехала…
— Куда ты подевалась тогда? — словно прочел ее мысли замориец. — Слухи ходили, тебя кто-то нанял из Бельверуса — да, якобы, там ты и сгинула…
— Уцелела, как видишь. — Паломе совсем не хотелось распространяться о Вертрауэне. По счастью, их беседе помешали. Уверенным шагом приблизился другой заключенный, в обносках, но державшийся с надменностью короля, еще пятеро — свита — держались позади, в почтительном отдалении.
— Может, представишь нас даме, Четыре Руки?
— Гарбо, я…
Незаметно сместившись чуть в сторону, к свету, Палома смогла разглядеть говорившего. Лет тридцати, смуглый, как большинство коринфийцев, с порочным и хищным лицом. Он смотрел на девушку не отрываясь, и его хозяйский, оценивающий взгляд очень ей не понравился.
— Мое имя — Палома, — произнесла она холодно, не дожидаясь, пока Эрверд представит ее. — Еще меня называют Той, с Кем Лучше Жить в Мире…
— Вот как? — Он даже не улыбнулся. — А иначе?..
— А иначе ты труп, Гарбо.
В подземелье воцарилось молчание. Прочие узники, а их было не меньше двух десятков, исподволь наблюдавших за происходящим, застыли в ожидании. Кто-то радостно крякнул, предвкушая потеху. Еще бы! Женщина — бросает вызов главарю. Такое не каждый день увидишь.
— Палома, да что ты… — попытался вмешаться асгалунец, в голосе его звучали жалобно-успокаивающие нотки. — Ведь это… Гарбо у нас…
Наемница улыбнулась ему.
— Не надо, дружище. Я ценю твою заботу — но не сможешь же ты меня защищать вечно. Раз уж я тут оказалась…
— За что, кстати? — В голосе Гарбо не было особой враждебности. Впрочем, и теплоты тоже.
— За убийство. — Палома пожала плечами. Сейчас не время добавлять, что она не совершала того, в чем ее обвиняют.
— Вот как? — Похоже, это было любимым присловьем главаря. — Что, клиент просил слишком широко расставить ножки?
— Ах ты… — Вновь рука ее метнулась к ножнам — и вновь пальцы сомкнулись в пустоте. — Я — свободная женщина, — отчеканила она, с ненавистью глядя Гарбо в глаза. — И я воин, а не дешевая подстилка! Хочешь убедиться?
— Во-оин? — Он захохотал. — Шлюха, убийца и воровка, в это я еще могу поверить…
Палома оскалилась. Немало их было на ее пути, таких наглых, самоуверенных ублюдков! Когда-то, когда она была очень юной и очень злой, ей доставляло удовольствие побеждать их в поединке — а затем безжалостно оскоплять, лишая того единственного, что было гордостью и смыслом жизни этих недоносков. С тех пор кое-что изменилось… но немногое.