В это пасмурное утро князю Василию мерещились спокойные, чистые, в праздничных огнях города Европы, всяческие приятные приключения. «И кузина Катрин в Берлине, – не без волнения подумал он. – Или в Мюнхене? Неважно, – разыщу». Так думал он, шагая по Невскому проспекту, и жизнь, которая окружала сейчас князя Василия, вроде бы и не касалась его отныне: вот идет по столице Совдепии некий иностранец, не без интереса наблюдая простирающуюся вокруг него действительность.
А по хмурому, захламленному Невскому ветер метет листовки, обрывки газет, мусор. Прохожих мало. У хлебной лавки хвостом извивается серая очередь женщин – молчаливая и угрюмая. Витрины многих магазинов крест-накрест заколочены досками, в иных выбиты стекла. Прямо посередине мостовой печатает мерный шаг патруль – трое детин с окаменевшими лицами; тускло поблескивают длинные штыки винтовок. У афишной тумбы быстро собирается толпа, слышны встревоженные голоса:
– Декрет… Новый декрет!
«Большевики пекут свои декреты по пять на день», – думает князь Василий. Однако любопытство берет свое, и Василий Святославович старается протолкаться поближе к тумбе. Но не тут-то было! Толпа сгущается, становится непроницаемой и, кажется, враждебной. Лишь в промежутках между головами в платках, картузах, военных шапках и бескозырках князь Василий видит, как щетка, смоченная клеем, проводит крест-накрест по афише с ядовитыми оранжевыми буквами и цифрами: «22 сентября 1918 года в 20 часов в Рабочем клубе (бывший дворец Румянцева) лекция-концерт „Революция и культура“. Перед публикой выступит нарком просвещения А. В. Луначарский». На тумбе появляется плотный лист бумаги, на котором наверху чернеет лишь одно слово «Декрет». А текста не разобрать. Толпа волнуется.
– Кто грамотный? – женский голос. – Читай! Мальчишеский голос читает:
– В целях прекращения вывоза за границу предметов особого художественного и исторического значения, угрожающего утратой культурных сокровищ народа, Совет Народных Комиссаров постановил…
Толпа тяжело колышется, перекликается:
– Ишь ты, мать твою, все постановляют и постановляют.
– А за хлебом в лавке не достоишься!
– Постного масла по полфунта отпускають!
– Все товары буржуи попрятали.
– Намедни дровец нацелился куплять…
Старикашка беззубый, с личиком сухим и ехидным, гнет свое:
– Революция, граждане, революция!
Матрос в черном бушлате со спиной широченной и неумолимой:
– Это что за контрреволюционные разговорчики? Испуганно притихла толпа.
Женский голос с интонациями заискивающими:
– Читай, мальчик, читай!
Повернулся князь Василий от толпы и тумбы с декретом, зашагал прочь – от греха подальше. Еще некоторое время долетал до его слуха звонкий радостный голосок: «В случае неподчинения… Конфискация имущества… Заключение в тюрьму… Расстрел…»