Государь злобно усмехнулся и добавил:
— Эдак они и от государя своего всех людишек под свою руку возьмут и воев мне не оставят, обессилят государство-то не хуже удельных. Можно ли им волю такую дать?
Государь замолчал, молчал и Курицын. Волнение Ивана Васильевича постепенно улеглось, и молвил он раздумчиво:
— Ежели грамоты судные собрать все и княжие грамоты? Может, там на сие разрешение есть? Может, и уставные грамоты к наместникам помогут нам…
— Верно, государь, — обрадовался опять Курицын. — Ты вот токмо что сказывал об уложенье правил. Вот и мыслю яз, повели дьякам нужные тобе правила сыскать в грамотах, о которых ты поминал. Добре же было поставить над ними дьяка Андрея Ивановича Жука: человек сей сметлив и хитер в разумении грамот…
Государь развеселился и сказал:
— Верно сне! Как решено нами, так и сотвори от моего имени. Дело сие долгое, но государству без сего быти нельзя…
Обернувшись к вошедшему дворецкому, он, смеясь, добавил:
— Дай-кось нам, Данилушка, фряжского малость, за дело доброе с Федор Василичем выпить надобно…
Когда Данила Константинович вышел, великий князь сказал дьяку вполголоса:
— Опричь того, есть у меня дело, которое немедля сотворить надобно.
Утре же найди человека верного и пошли к Даниару-царевичу, дабы ссылался царевич с Менглы-Гиреем от твоего имени, но токмо устно, без грамот. Пусть обещает ему помочь от нас против братьев, которые с Ахматом. Ежели бог не даст удачи ему, приму к собе, как брата, а ежели бог даст ему на отчий стол сесть, то и тогда ему помочь наша против Ахмата надобна будет.
Сотворим союз вечный, а все вороги его — наши вороги, а наши вороги — его вороги, и други наши едины…
Вошел Данила Константинович с двумя кубками заморского вина.
— За благополучие дел наших! — сказал Иван Васильевич, чокаясь с дьяком.
— За здравие государя моего, — ответил тот.
К концу уж приблизился май, когда дошли до Москвы первые вести о войске московском — от воеводы Ивана Руно. Обедал в этот день государь у матери своей. Все были весьма рады вестнику, сопровождавшему с воинами караван торговых судов, захваченных у купцов татарских. Суда эти стояли уж на Москве-реке возле Кремля, у самых Чушковых ворот.
— Как тя именем величать? — спросил государь боярского сына, когда тот отмолился и сказал здравицы государю и государыне.
— Зовут мя, слугу твоего, Трофимом, а по прозвищу — Леваш-Некрасов…
Иван Васильевич лукаво усмехнулся и молвил:
— Ведаю о тобе, Трофим Гаврилыч…
Леваш изумился и проговорил растерянно:
— Истинно, государь, Гаврилычем величают по батюшке-то…