Он поморщился и даже чуть передернулся сердито - не привык он, чтобы ему так отвечали. Я готова была побиться об заклад, что его все боятся. Может, и мне стоило бы, но весь мой страх куда-то девался, когда я поняла, что хочу вцепиться Сезару в шею. Это меня перепугало больше, чем все, что они сегодня могут мне сделать. Ладно, чем почти все, что они сегодня могут мне сделать. Не надо недооценивать изобретательность существа, которому уже несколько сотен лет. Они знают о боли и страданиях больше, чем мы, бедняжки люди, когда-нибудь можем узнать. Разве что нам очень, очень не повезет. А я, значит, считала себя везучей. Или просто была дурой.
Он сделал едва заметный жест в сторону ягуара, который меня выбрал, и тот подошел, упал на колено и склонил голову.
- Ты выбрал эту женщину, - сказал жрец.
- Да, Пинотль.
- Ты не почувствовал ее зверя?
Голова ягуара склонилась еще ниже:
- Нет, мой господин.
- Выбирай, - сказал жрец.
Коленопреклоненный вытащил из-за пояса нож. Бирюзовая рукоять была вырезана в виде фигурки ягуара. Лезвие - дюймов шесть, из черного обсидиана. Оборотень протянул клинок жрецу, и тот принял его с такой же почтительностью, с какой ему предложили. Человек расстегнул какую-то невидимую застежку на ягуаровой шкуре и скинул с головы капюшон. Волосы у него оказались густые и длинные, завязанные на затылке в узел. Он поднял к свету темное лицо, такое квадратное и выточенное, будто этот человек позировал резчикам, украшавшим ацтекские храмы. Совершеннейший профиль, если вам нравится мезоамериканский тип.
На поднятом лице не выражалось ничего, кроме спокойного ожидания.
Из публики донесся рев, который заставил меня оглянуться на актеров, но я тут же снова повернулась к жрецу и оборотню, не успев ничего разглядеть. Только тень промелькнувших полуобнаженных тел и что-то массивное и фаллическое, обернутое вокруг мужчины. В нормальной ситуации я бы глянула еще раз, хотя бы убедиться, что мне не мерещится, но не важно, что там сейчас, - настоящее шоу разыгрывается здесь. Это было ясно по безмятежному, поднятому вверх лицу оборотня, по серьезным глазам жреца, по тусклому блеску черного лезвия. Пусть там, на сцене, вытаскивают любую бутафорию, но им не создать ничего подобного напряжению, которое легло сейчас между этими двумя.
Что именно должно произойти, я не знала, но догадывалась. Этот мужчина будет наказан за то, что выбрал из публики ликантропа, а не человека. Но я - человек, уж по крайней мере не ликантроп. И я не могу допустить, чтобы его искромсали, даже если я тем самым выдам себя. В самом деле не могу?