Он тоже ложится на чистые простыни и со стоном счастья засыпает.
Она стучит ему в дверь:
— Александр Антонович! Ужин!
Узнала номер его комнаты. Позаботилась.
Теплое чувство счастья сироты охватывает его душу.
Нажирается в третий раз и берет с собой белого хлеба в карман, на ночь. Подумав, прихватывает и куска два черного.
В сумерках они идут опять по парку, по своей аллее, ранняя луна сияет в светлых просторах, и доходят до речки.
Тамара слушает, а он соловьем разливается о Франциске Ассизском, что этот монах любое оскорбление воспринимал как Божью благодать.
— Да? — взволнованно спрашивает Т.Л., а А.А. отвечает:
— Да!
— Да? (Все время ее вопросы.) — Да! Да! (Его ответ.)
— Как мне это всегда было надо, — восклицает Т.Л. — Но как!
— Да, — подхватывает он. — Нам всем. Оскорбляют безвозмездно.
Посидели в сырости на бревне на берегу, побрели назад во тьме и под луной. Черный хлеб источал волнующий запах из кармана. Ущипнул кусок, не выдержал.
— Бороться и искать, найти и перепрятать, — бормочет он, жуя.
— Что вы? — переспрашивает Тамара обеспокоенно.
— Это мы в университете, когда стояли за пирожками…
— О! Пирожки! — смеется она. — В универе! На факе!
Придя в палату, он пожрал смятого, раскрошенного в кармане хлеба и запил водичкой, тут стоял графин с явно кипяченой водой! Прямо из графина хлебнул и облился. Долго кашлял. Все наша спешка!
Тут сосед пришел. Огляделся, везде крошки и лужа на полу. То он жил один, а то здрасьте, постоялец.
На приветствие хмуро буркнул.
Скандала, однако, не получилось, А.А. быстро вышел, не оглядываясь на лужу, и застрял в холле перед телевизором. Как зачарованный смотрел все подряд, делая живые замечания. Он один вскрикивал. Бурно хохотал. На него косились.
И потом потекла череда этих оставшихся дней, каждый отдельно стоял потом в памяти.
Т.Л. и А.А. говорили и говорили как безумные, прохаживались и прохаживались на глазах у всех, несмотря на то что остальные женские отдыхающие смотрели, посмеиваясь как бы нарочно громко, но нет, результата это не дало.
А.А. даже настоял, чтобы его перевели за столик Т.Л., он оставил свою дамскую компанию и пересел пятым к ней, потеснил всех, беспардонно так.
Это вообще всех поперебесило, одна женщина ушла сама в знак протеста, покинула стол Т.Л., перебралась подальше.
Суть же претензий заключалась в том, что Тамаре было 75 лет! (Узнали у администратора.) Роман, называется! Связался черт с младенцем! На четырнадцать годков она его старше!
Затем народная молва присудила так: этот Сашка просто ищет к кому подселиться! А ни одна женщина его не подберет, с какого еще подпрыгу! Ни зубов, ни волос, ни крыши над головой.