– Но нансурцы же обречены! Их лагерь уже горит!
– Однако центр по-прежнему в их руках.
– Оно и к лучшему! Мы зайдем с флангов и выгоним на открытое место то, что осталось от их армии. Окнай Одноглазый уже ведет своих мунуатов на помощь Ксуннуриту! Мы зажмем их, точно в кулаке!
– Нет! – повторил Найюр, глядя, как кидрухили прокладывают себе путь к гребню холма. – Что-то совсем не так! Конфас нарочно сдал нам фланги, чтобы сохранить центр…
Это объясняло, отчего пулиты так легко захватили лагерь. Конфас в самом начале битвы отвел кидрухилей, чтобы те ударили в центр войска скюльвендов. И раздал своим колоннам фальшивые штандарты, чтобы скюльвенды думали, будто он сосредоточил основные силы на флангах. Главнокомандующему зачем-то был нужен именно центр.
– Быть может, он думал, что, если он захватит короля племен, это повергнет нас в замешательство? – предположил Балайт.
– Да нет. Он не настолько глуп… Гляди. Он бросил всю свою конницу в центр… как будто он кого-то преследует!
Найюр пожевал губами, обводя взглядом всю панораму битвы, одну за другой оценивая бушующие вблизи и вдалеке сцены насилия. Пронзительный звон мечей. Убийственные взмахи и удары кровавого молота войны. И под всей красотой битвы – нечто непостижимое, как будто поле брани сделалось вдруг живым символом, картинкой вроде тех, с помощью которых чужеземцы приковывают живое дыхание к камню или пергаменту.
Что же оно означает?
Балайт тоже призадумался.
– Он обречен, – сказал воин, качая головой. – Теперь его не спасут и сами боги!
И тогда Найюр понял. И дыхание заледенело у него в груди. Пылкая ярость кровопролития покинула тело; теперь он чувствовал лишь боль от ран да жуткую пустоту, разверзнутую словами Баннута.
– Нам нужно бежать.
Балайт уставился на него с изумлением и презрением.
– Что нам нужно?!
– Лучники с хорами… Конфас знает, что мы ставим их позади центра. Они либо перебиты, либо он прогнал их с поля битвы. Так или иначе, мы…
И тут он заметил первые вспышки дьявольского света. Слишком поздно!
– Школа, Балайт! Конфас привел с собой школу!
В самом сердце долины, от пехотных фаланг, которые торопливо строились, готовясь встретить Окная Одноглазого и его мунуатов, медленно шли по меньшей мере два десятка фигур в черных одеяниях, неторопливо взбираясь в небо. Адепты. Колдуны Имперского Сайка. Еще несколько рассеялись по долине. Эти уже затянули свои таинственные напевы, выжигая землю и скюльвендов мерцающим пламенем. Натиск мунуатов обернулся лавиной пылающих людей и коней.
Найюр долго не мог шевельнуться. Он не отрываясь смотрел, как падают наземь силуэты всадников, очутившиеся в сердце золотых костров. Он видел, как яркие вспышки разметают людей, точно солому. Он видел, как солнца валятся с неба на полыхающую землю. Воздух сотрясали раскаты колдовского грома.