Конфасу невольно снова пришли на ум слова Мартема.
«Стоит вам отдать приказ, и каждый из этих солдат отдаст за вас жизнь».
Конфас был солдатом и потому верил в муштру, снабжение провиантом, расчет и планирование – короче, приготовления. Но, с другой стороны, он, как и подобает великому полководцу, не упускал из виду и те плоды, что дозрели раньше срока. Он прекрасно знал, как важно правильно выбрать время. Если нанести удар прямо сейчас – что будет? Что станут делать все, кто собрался вокруг? Это была проблема. Сколько из них встанут на его сторону?
«На вас… Я поставил бы на вас».
Несмотря на все свои недостатки, его дядюшка умеет разбираться в людях. Этот глупец каким-то шестым чувством умел точно отмерять и кнут, и пряник, знал, когда огреть, когда приголубить. Конфас внезапно осознал, что понятия не имеет, как поведут себя многие из тех людей, чье мнение имеет значение. Разумеется, Гаэнкельти, командир эотской гвардии, будет стоять за своего императора – насмерть, если понадобится. А Кемемкетри? Кого предпочтет Имперский Сайк, сильного императора или слабого? А как насчет Нгарау, в чьих руках как-никак находится казна?
Столько неопределенности!
Теплый порыв ветра принес ему под ноги листья из какой-то невидимой отсюда рощи. Конфас приостановился площадкой ниже дяди и отдал ему честь.
Икурей Ксерий III остался неподвижен, как размалеванная статуя. Однако морщинистый Скеаос сделал Конфасу знак приблизиться. Конфас преодолел последние ступени. В ушах у него звенело. Ему рисовались мятежные солдаты. Он подумал о своем церемониальном кинжале: достаточно ли тверда его сталь, чтобы пронзить шелк, парчу, кожу и плоть?
Должно хватить…
А потом он очутился перед дядей. Лицо окаменело, тело застыло в вызывающей позе. Скеаос уставился на него с неприкрытой тревогой, дядя же предпочел сделать вид, будто ничего не замечает.
– Сколь великая победа, племянник! – внезапно воскликнул он. – Ты, как никто, прославил дом Икуреев!
– Вы чрезвычайно добры, дядюшка, – ответил Конфас. По лицу императора промелькнула тень: Конфас не преклонил колен и не поцеловал колено дяди.
Их глаза встретились – и на миг Конфас растерялся. Он как-то подзабыл, насколько Ксерий похож на его отца.
Тем лучше. Можно обнять его за затылок, как будто он хочет его поцеловать, и вонзить кинжал ему в грудь. Потом провернуть клинок – и рассечь его сердце надвое. Император умрет быстро – и практически не мучаясь. А потом он, Конфас, бросит клич своим солдатам внизу, прикажет оцепить Дворцовый район. Не пройдет и нескольких мгновений, как империя будет принадлежать ему.