Ахкеймион ощущал притяжение чего-то – очевидно, их величия. Однако на таком расстоянии они казались безмолвными, немыми. Просто камни. Для айнрити же это место, где небеса обитают на земле. Сумна, Хагерна и Юнриюма для них не просто географические названия: они неразрывно связаны с самим смыслом истории. Это дверные петли судьбы.
Для Ахкеймиона же то были не более чем каменные скорлупки. Хагерна звала к себе людей, не похожих на самого Ахкеймиона, – людей, которые, по всей видимости, не способны были сбросить бремя своей эпохи. Таких, как его бывший ученик Инрау.
Каждый раз, как Инрау принимался рассуждать о Хагерне, он говорил так, как будто ее основу заложил сам Бог. Эти разговоры вызывали у Ахкеймиона отторжение, как часто бывает, когда сталкиваешься с неуместным энтузиазмом собеседника. В тоне Инрау звучали напор, безумная уверенность, способная предавать мечу целые города и даже народы, как будто эта праведная радость может быть сопряжена с любым, самым безумным деянием. Вот еще одна причина, по которой следует страшиться Майтанета: такой фанатизм и сам по себе страшен, а уж если кто-то придаст ему направление… Тут есть о чем призадуматься.
Майтанет был разносчиком заразы, первым симптомом которой являлась слепая уверенность. Как можно приравнивать Бога к отсутствию колебаний, для Ахкеймиона оставалось загадкой. В конце концов, разве Бог – не тайна, тяготящая их всех в равной мере? Что такое колебания, как не жизнь внутри этой тайны?
«Тогда я, возможно, благочестивейший из людей!» – подумал Ахкеймион, мысленно улыбаясь. Довольно льстить себе. Он слишком много предается пустым размышлениям. Майтанет… – пробормотал он себе под нос. Однако и имя это гоже было пустым. Оно не могло ни обуздать головокружительных слухов, что ходили о нем, ни предоставить достаточных мотивов для преступлений, которые намеревался совершить его обладатель.
Капитан торгового судна, словно бы движимый полуосознанным чувством долга по отношению к своему единственному пассажиру, подошел разделить его задумчивое молчание. Встал он несколько ближе к Ахкеймиону, чем предписано джнаном, – обычная ошибка членов низких каст. Капитан был крепкий мужик, как будто сколоченный из того же дерева, что и его корабль. На руках его блестели соль и солнце, в нечесаных волосах и бороде запуталось море.
– Этот город, – промолвил он наконец, – нехорошее место для таких, как вы.
«Для таких, как я… Колдун в священном городе». В словах человека и его тоне не было осуждения. Нронцы привыкли к Завету, к дарам Завета и к его требованиям. Но тем не менее они оставались айнрити, верными. Они разрешали это противоречие, напуская на себя нарочито туповатый вид. О собственной ереси они упоминать избегали: видимо, надеялись, что, если не касаться этого факта словами, им каким-то образом удастся сохранить свою веру в целости.