Из-за этого огромного пениса — ну прямо третья нога — Кевин прозвал Руперта Треножником и без конца намекал на то, что и она, и Луна, подружка Скотти, не прочь испробовать эту штуковину. Ей приходилось убеждать дружка в том, что ее, да, наверное, и Луну, это вовсе не привлекает и что для нее и его, Кевина, член достаточно велик и хорош.
Зингер остановился и взял из большого, стоявшего на краю бассейна фанерного ящика полотенце.
Девушка выбралась на выровненный коралловый край пруда, сняла маску и выжала волосы.
— Доброе утро, Дженни, — сказал Руперт, подойдя к ней сзади. — Плавала?
Она повернулась и снова, надо же, уставилась ему между ног и лишь потом заставила себя поднять глаза к его лицу.
— Ага, здорово искупалась. Похоже, впереди еще один прекрасный денек.
— Почему бы и нет. На завтрак круассаны. И манго.
Такова уж была его несколько раздражающая, безапелляционная манера общаться: на самом деле он ничего не приказывал и не относился ни к кому как к прислуге, но как-то так получилось, что Дженни каждое утро готовила завтрак и для него, и для всей компании. Теперь это считалось само собой разумеющимся, а с чего все пошло, почему все решили, будто это входит в ее обязанности, она и сама не помнила.
Снова взвизгнула Ширли — видимо, в ее обязанности входило именно это. Руперт не спеша спустился по пологому склону к воде. Спустя десять минут, одетая в футболку с эмблемой «Лесной планеты», в белых шортах, с заплетенными в косу волосами, Дженни уже находилась на просторной, снабженной тщательно подобранным оборудованием кухне, разрезала манго на ломтики и уложила их неровными рядами на голубое глазурованное блюдо. Она намолола экологически чистых кофейных зерен, включила кофеварку и сунула круассаны подогреваться в духовку — никаких канцерогенных микроволновых печей здесь, разумеется, не было. Закончив с манго, она положила на край блюда белую камелию и вынесла его в патио. Стол был накрыт на шестерых, с туземной цветной керамикой из Латинской Америки и с Карибских островов и салфетками, изготовленными местными ремесленниками из пеньковых или конопляных волокон. Она вернулась на кухню, налила кофе в термос, с помощью соковыжималки «Остер» выдавила сок штук из двадцати экологически чистых апельсинов. Пока она занималась этим, вошел Скотти и, как делал каждое утро, поставил в высокую хрустальную вазу цветы, которые он только что сорвал в саду: желтые орхидеи, франгипании, ветку ярко-фиолетовой бугенвиллеи. Дженни оторвала взгляд от кофеварки, чтобы посмотреть, как он управляется с букетом. Скотти говорил, что в Японии аранжировка цветов считается высоким искусством, и самураи состязались друг с другом, стремясь добиться успеха в этой области. Дженни не бралась судить, так ли это или речь идет всего лишь об одной из странностей Скотти, однако, когда букет подбирал он, у него и вправду получалось что-то особенное, словно эти цветы и выросли вместе. А вот ее попытки составить в своем домике подобную композицию как-то не удавались.