— «Вот времечко! — думал он. — Не знаешь, кому и довериться! Кто в беде поможет, а кто за ноги на дно утянет?»
— Легок ты, Емельяныч, — упрекнул Адамов, догадываясь о трусости Бритяка. — Что мякина, по ветру летишь!
— Ветер и дубы валит, Потап Федорович…
— Дубы-ы? — вытянул хищную шею Адамов, уколотый намеком. — Нет врешь! Подпиленный дуб еще придавить может!
— Дай бог. Разве я не понимаю? Всем жить хочется.
— Под новых правителей ладишь! — Адамов судорожно оперся на палку. — За соломинку хватаешься! — и, не прощаясь, будто зрячий, свернул через мостовую к домику аптекаря.
Бритяк проводил насмешливым взглядом тень человека, недавно ворочавшего уездом.
— Скажи на милость — душеспаситель нашелся, — ворчал он, заложив руки за спину. — «Под новых правителей ладишь!» А тебе завидно, слепая бадья!
Столкновение с Адамовым раззадорило его.
— Пускай попляшут… Хоть раз по морде им попало! — злорадствовал Бритяк: в лице Адамова ненавидел он всех, когда-то преуспевшихбольше его.
Из открытых окон исполкома рванулась, как вихрь, боевая песня:
Вставай, проклятьем заклейменный, Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущенный И в смертный бой вести готов,
Бритяк замер… Широким и горделивым строем плыли в небе звуки. Холодело сердце от незнакомых, гневных слов.
Песня могуче росла, подхваченная новыми, голосами. Она реяла над городом, волнуя, зовя, покоряя.
Весь мир насилья мы разрушим До основанья…
Узнав сына среди выходивших делегатов съезда, Бритяк позвал:
— Ефим!
Ефим шел быстро, обдумывая что-то на ходу. Голос отца, видимо, оборвал мысль, вызвав на молодом рыжеусом лице раздражение.
Он остановился, блеснув на солнце лацканами черной кожаной тужурки.
— Дорогой потолкуем, дорогой! — предупредил Ефим, догадавшись, что отец собирается начать: расспросы. — Еду в Жердевку.
Он покосился на народ, отвязал жеребца и стал запрягать. В неловких, поспешных движениях его чувствовалась досада.
«Принесла тебя нелегкая, — думал он, отворачиваясь от Бритяка. — Не сидится дома… А на таких, как ты, прошла мода!»
Ефим отлично понимал, до чего опасно ему сейчас показываться на людях вместе с родителем. Но избавиться от старика было невозможно. Бритяк не скрывал, что в этой жизненной передряге он рассчитывает на своего любимца.
— Сынок! О чем хоть Клепиков на съезде говорил?
— О чем ему говорить? Разбили «левых» эсеров наголову, — процедил сквозь зубы Ефим, не вдаваясь в подробности.
Бритяк удивленно крякнул.
— Кто ж заместо Клепикова в исполкоме? — спросил он, немного погодя.
— Октябрев.
— Что-то не знаю такого.