— Ленин посылает рабочих в деревню, — продолжал Клепиков, — поход за хлебом! Воля твоя, Емельяныч, но лучше уничтожить, чем отдать продотрядам!..
— Господи Иисусе! Николай Петрович! Как уничтожить собственное добро? Ведь рука не поднимется…
— Зато у Степана Жердева поднимется, соображаешь? И на твое добро и на тебя самого! Надо видеть дальше носа, старик, иначе споткнешься.
Бритяк отодвинулся и с минуту молчал, уставившись взглядом в пол. Затем, ни слова не сказав, поднялся и вышел.
«Почему ее нет? — думал Клепиков, поджидая Аринку. — Ведь знает, что я приехал, отлично знает!»
Неподалеку заиграла гармонь. Хриповатый голос парня затянул:
Чернобровая девчоночка,
Напой меня водой!
Я на рыжем жеребеночке
Приеду за тобой!
Послышались шаги. В кругу света, падавшего из окна, остановился Глебка.
— А ведь чуть было на сходе не помяли, Николай Петрович…
— Кого?
— Да вас-то!
— Э, пустяки… Кто с тобой? — Ванюшка.
— А девки, что же, не принимают? — осторожно закинул Клепиков. Ему передавали, будто Глебка гуляет с Аринкой.
— Ну их! Успеем, от нас не уйдут, — осклабился Глебка.
«Какую-нибудь гадость хочет сказать», — догадался. Клепиков.
Во время войны Глебка служил под начальством Клепикова. Он был одержим необычайной страстью — приносить людям скверные вести. Всегда спешил сообщить их первым и делал это с таким глуповато-радостным видом, словно рассчитывал на вознаграждение.
«Нет, я непременно дождусь ее», — думал Клепиков, раздражаясь против Аринки и чувствуя, как сомнение все сильнее проникает к нему в душу.
Наезжая к Бритяку все чаще и чаще, Клепиков заглядывал при встрече в лицо хозяйской дочке, в ее то плутоватые, то грустные глаза.
«Ишь, червяк противный, чтоб ты сдох!» — в сердцах думала Аринка. Она избегала разговора, проходила мимо, как бы не замечая гостя. Но отвращения своего не выказывала. Она была по-бритяковски хитра.
Сегодня Клепиков решил объясниться начистоту.
— Кто там поет? — спросил он, прислушиваясь к далекой девичьей песне. — Не Аринка ли?
— Фи-у… тю-тю! — свистнул Глебка, почему-то обрадовавшись, — Аринке не до песен!..
— Что с ней? — вырвалось у Клепикова.
— Пропала девка! Ушла со Степкой в Феколкин овраг…
Клепиков пришибленно молчал. Он тотчас представил себе ловкого чернокудрого Степана в президиуме собрания. «Как ни приноравливай кулак к глазу, все равно синяк будет».
— Пошли, Ванюшка! — торжествующе позвал Глебка.