Связанные кровью (Берне) - страница 28

Михаил, сузив глаза, посмотрел на указательный палец Грегори, признавая в этом жесте вызов, каким он и являлся, но произнес лишь, "Как пожелаешь."

"Мать твою, не потакай мне. Говори, что думаешь."

Михаил сел и задумался на некоторое время, глядя на дно стакана. "Я не хочу быть втянутым в стычку с тобой. Ты голоден и очень раздражителен. Но я все же отвечу на твой вопрос. Я думаю, судьба преподнесла тебе подарок, и ты должен его принять."

Грегори ненавидел его так, как, когда они были еще детьми, ненавидел его за то, что он был таким самодовольным и безмятежным, ненавидел за то, что в большинстве случаев он всегда был прав.

"В один прекрасный день Ма вручит тебе маленький клочок бумажки с именем, Миша, и тогда ты мне расскажешь, как ты оценишь «подарок» потери своей свободной воли."

Михаил холодно улыбнулся, показывая кусок клыка, чтобы предупредить. "Ты сейчас пророчишь, или это было проклятие?"

"Воспринимай это, как проклятие."

Грегори плечом открыл дверь и вышел в свободный ночной воздух.

Мэдди решила уволиться. Работа была слишком утомительной. Ежедневные поездки на работу и обратно убивали ее. Буквально. У нее накопились некоторые сбережения, которые были не нужны и отпущенное ей время, итак, она решила спокойно пожить дома столько, сколько выдержит еще ее сердце. Она будет читать, играть с соседскими детишками, и кормить уток.

Ее сердце, латанное- перелатанное, разрушенное и такое изношенное, не сможет протянуть долго без вмешательства докторов. Сколько ей еще отведено, она уверена не была, да и особо знать не хотела. Недели? Месяцы? Год? Но, что она знала точно, так это то, что больше не хочет, чтобы ее грудную клетку открыли еще хотя бы раз.

Всю свою жизнь она провела в больницах, и уже устала. Все ее клапаны были уже замещены, некоторые даже не один раз. Сердечный мускул был атрофирован и уже барахлил, по причине инфекций, поразивших его, он преждевременно состарился. По счастью случая, она родилась с уже поврежденным багажом, и не смотря на все это, они умудрились продержать ее живой до 30-ти лет, что было больше, чем кто-либо мог ожидать. Самым сильным страхом была для нее не смерть. Она всю свою жизнь провела стоя одной ногой у двери смерти. Все, чего она боялась, была бесполезная боль, утрата чувства достоинства, и, что ужаснее всего, доживать свои дни, будучи подключенной к аппаратам поддержки жизни.

Естественно, она не сказала о своем решении ни на роботе, ни близким. Никто не поддержал бы это эгоистическое, собственническое решение, и, последнее, чего ей хотелось в этой жизни, было провести ее остаток, ругаясь с теми, кого она любит. Она им всем сказала, что собирается взять отпуск для проведения исследовательской работы и написать книгу о роли монстров в научной фантастике.