И еще раз ответила, как вопрошающей судьбе:
- Нет.
- Да. Знаю. Помню, помню. Горюновы в крепость ни-ни. Они бедные. И так вы и живете? И все это всерьез? Доныне неизменно? И вообще ни разу не была там? С моего тогда отъезда?
Совсем уж не трудно было Дорочке ответить:
- Ни разу.
- А сейчас пойдешь? Если боишься, если чувства гадкие, здешние ваши, рабские, пожалуй, и не иди лучше. Один я.
- Пойду. И спасибо тебе.
Руку пожала порывно. Посмотрел взглядом недолгим, безвопросным. Помолчали. Слушали сказку скучающих деревьев, гудящих:
- Снег, снег наш теплый, белый, зачем срываешь, ветер? Зачем уносишь? Не бори нас. Зимой отдыхать хочется.
Да. Скучно здесь у вас. Не тоска. Не тоска. Скука. Ты что хоть в Москву не едешь? Денег нет?
- Я в Петербург поеду.
- Когда?
- Скоро... Нет! Нет! Как Антошик. Выздоровеет и поеду.
Легко сказалось.
- На курсы или революцию делать?
- На курсы давно хотелось. А для того, думаю, слаба я. На то дело какие закаленные пойдут! Григорий Иваныч говорил... Ставрополева, Григория Иваныча не помнишь? Сережин приятель...
- Лохматый? И левой рукой вот так? Помню, помню. Свирепый юноша. Впрочем, теперь ему... Да. Он чуть постарше меня. Так что же он у вас? Робеспьер?
- Григорий сильный человек. Ты вот обо мне спросил. Он сильный, а я слабая.
И улыбнулась говоря. А Виктор в далекое, в свое заглянув на мгновение:
- Умрет Антон, сильная будешь. Вижу. Россия такими как ты сильна. Такими как ты, если умрет Антон. Это полюбить надо. А не программа. Полюбить, как человечью душу. Тогда можно. Тогда ничего не жалко. По-моему, женщинам бы надо революцию делать. Дорочкам вот таким милым, у которых Антошики умирают. А мужчины - мужчины, они...
За руку схватилась. Почти прокричала в саду гудящем:
- Не надо. Ради Бога не надо так об Антошике!
- Чужими смертями живем. Что уж тут. Но, может, он и не так плох. Пойдем. Вот я брата Антона полюбил.
Часы вынул. Посмотрел. Повторил:
- Пойдем, пожалуй.
Встала. И сама его руку рукой искала. В морозном, в ранне-вечернем шли.
- Витя... Виктор... Мне совсем не страшно. И уже жалко мне, что мы Раисы не встретим. Сразу бы! Сразу бы все!
- Насколько всех вас понимаю, Антону это было бы не так занятно.
К руке Виктора прижалось плечо. Благодарила молча.
Когда входили в ворота, ответила еще раз Дорочка:
- Нет. Не боюсь. Зачем спрашиваешь? С тобой не страшно. Но мне стыдно, что не раньше.
С улыбкой тихой шел Виктор по плитам тем мимо стен высоких. Замедлял шаг, растравить хотел раны. Но зажили.
Во дворе дворники ли, кто ли шапки сняли. Пытался Виктор думать о прошлом, о здешнем. В мгле жемчужной будто обрывки книжки детской носятся. Со двора на крыльцо взошли. Дверь открыл, Дорочку пропустил. И опять рядом. Вел. В свою комнату, в львиную комнату вел. Коридор темный прошли. А в коридоре том Дорочке страшно стало. Мраморный пол передней. Гулкие шаги. Библиотека.