- А ты посвети.
Пространство съедает его голос, и голос тот звучит иначе.
По лестнице сошел со свечой. А здесь, в незнакомом месте, и со свечой боится. Или забыл, что пришел со свечой. Возвращается Антон, навстречу со свечой идет, с зажженной.
- Здравствуй.
- Здравствуйте.
Правые руки их коснулись. Вдвоем идут с двумя свечами. Дядина свеча в большом стройном подсвечнике, в бронзовом, в чеканном. И думает Антон:
«Из спальни. Так вот где было совещание».
Молча пришли.
- Ты не закрывай.
Антон, входя, по привычке хотел закрыть дверь.
- Как у тебя темно... Что ты наверх не идешь?
И замолчал. Голос, как всегда, тихий, задумчивый. И стал бесшумно ходить вдоль окошек и с любопытством быстро оглядывать все в комнате, часто невольно останавливая взгляд на голубе, который еще качался.
В этой комнате Семен не был ни разу. Ни разу за те годы, что здесь живут. Ранее был, вероятно, но здесь было тогда пусто. И вот внимательно осматривается. Он любопытен. Ходит вдоль стены бесшумно, ничего не задевая, и не говорит. Только все чаще вертит головой, и при этом у него в горле хрип:
-Э-э!
Как бы слегка откашливается. Таков тик его. Так дергает его через две-три минуты, когда Семен спокоен. Но вот он ходит, ходит, осматривается, а голова дергается, вертится, и он все резче, все суше откашливается.
- Э-э! Э-э!
Семен вертит головой и гримасничает так, как будто тесный воротник нестерпимо режет его шею. А воротник он носит отложной, широкий.
Оба молчат. Антон стоит, опершись о спинку кресла, и через стол смотрит, как прыгает безволосый череп на открытой худой шее. Но вот дядя Семен заговорил, продолжая ходить вдоль окон.
- Как у тебя темно... Ты бы лампу зажег.
Думает Антон, что бы сказать. И говорит:
- Все равно.
- Темно так.
- Хотите лампу?
- Зажги.
Говорит тихо, ласково. А в глаза не смотрит. Старался ни разу не взглянуть с тех пор, как пришел.
Белый шар лампы осветил комнату. Семен осмотрелся еще и при новом освещении.
- Ты разве всегда со свечами здесь? Ты лучше лампу. Что свечи жечь?..
Говорит, сам в далекое глядит. Совсем тихо говорит. Думает о другом. Вот задумался крепко, грустно. Глубоко в черепе сидящие глаза, кругло открытые, внимательно смотрят и ничего не видят. А сам ходит, ходит бесшумно. И безволосая сухая голова не дергается.
Но вот остановился, вспомнил что-то свое, осмотрелся и быстро задул свою свечу, которую, входя, поставил на стол у кровати.
«А! Третья свеча. Долго же он не замечал».
То Антон тускло мыслит, появлением дяди выхваченный из круга заколдованного, уже милого.
А дядя Семен:
- Э-э! Э-э!