Семён ШУРТАКОВ
Этой ночью мне опять не спалось. Наблюдая за дрожащими лунными бликами, скользящими по цветастым шторам, я считала дни до возвращения Сергея и, стараясь отогнать тревожные мысли, вспоминала, вспоминала, вспоминала...
Мне шесть, а Сереге уже девять, и он по праву считает себя моим самым старшим братом. Не важно, что он мой единственный брат, главное — старший. Ночь. Мы лежим на кровати, закутавшись в толстое пуховое одеяло, которое Серега называет волшебным. Оно спасает нас в самые лютые уральские холода, когда кажется, что даже слова, произнесенные на улице, застывают на ветру, повисая в воздухе. Мороз за окном свирепеет, потрескивая на заледеневших ветках деревьев, глухо ударяет в стекло хлопьями снега.
— На том чердаке есть необычная машина, картинг. За пятнадцать минут она может доехать до Москвы. Я там частенько бываю, у бабушки гощу. А еще на чердаке живет робот. Когда никого дома нет, я его вызываю, и он все-все по дому делает: пылесосит, моет, варит.
Слушая Серегин рассказ, я пытаюсь представить, как выглядят наяву эти чудесные вещи, которыми владеет мой брат.
— А осенью, когда мы с папкой крыльцо разбирали, я нашел карту, в которой указано место, где спрятан клад. Это недалеко, на сопке.
— Ну да, — тут меня все же начинают брать сомнения. И вовсе не потому, что такое обилие чудес сразу кажется неправдоподобным, а странно, как это Серега молчал об этом столько времени.
— Не веришь? — дрожит от обиды голос брата. — Я просто не говорил тебе. Ведь проболтаешься.
Я энергично мотаю головой, и Сергей сменяет гнев на милость:
— Ну ладно. Завтра покажу.
Я тут же закрываю глаза, стараясь приблизить это долгожданное завтра, а утром с нетерпением жду вечера, когда наконец вернется из школы Серега.
В детском саду сегодня карантин, и я на целый день остаюсь у прадедушки Семена. Мысль о кладе все время вертится в голове, и, не удержавшись, я рассказываю о Серегиной тайне деду. Он долго молчит, будто вспоминая что-то забытое, потом садится рядом на лавку, и я близко-близко вижу его внимательные, строгие, но такие добрые глаза. "Очень может быть", — медленно говорит дед Семен и, задумчиво подперев рукой щеку, начинает свой рассказ, то ли небылицу, то ли правду:
— В те времена, когда я еще мальчишкой был, жил в наших краях разбойник Синицын. Конечно, разбойником его называли люди зажиточные, богатые, много оказий чинил им Иван Синицын, много золотишка да камнев драгоценных из их повытряс. А нас, бедняков неимущих, почитал пуще братьев родных. Про все наши беды прознавал да выручал: то деньгой, то словом добрым или советом мудрым. Любили Синицына крестьяне, а уж девки по ем сохли. Хоть и стар был, да душой и телом молод. И баской же был атаман: глаза синие-синие, что васильки во ржи, кудри черные и в старости седина не тронула. А смел да удал! И поныне не встречал таких больше.