— Вы только сами с собой разговариваете, месье? — спросила женщина по-французски, не поднимая глаз. — Если да, то мне придется извиниться перед вами. В высшей степени неприлично подслушивать, когда люди говорят сами с собой, как по-вашему?
— Нет, то есть да. Я говорил сам с собой, но предпочел бы говорить с вами. Я залюбовался вашим костюмом. Красный — смелый цвет, даже при столь приглушенном освещении.
Из-за оперенной маски блеснули глаза. Он пожалел, что в зале не хватало света, чтобы разглядеть их цвет.
— Я смелая женщина, месье, — сказала она. — А это не костюм.
Значит, она была той, кем казалась.
— Умно, — похвалил он.
Люциан сожалел, что финансовое положение не позволяет ему завести такую любовницу. Его отец говорил, что каждый мужчина нуждается в опытной любовнице хотя бы раз в жизни. В женщине, способной научить тонкостям плотской любви, без ожиданий, идущих дальше обмена подарками и взаимными удовольствиями.
Отец много чего говорил, что не имело практического смысла.
Люциан шаркнул ногой и раскланялся. Хоть и на пороге банкротства, он мог себе позволить манеры джентльмена.
— Виконт Ратленд к вашим услугам, мадемуазель.
— Так прямолинейно, сэр? Но это ведь маскарад. Наши истинные «я» могут быть выставлены напоказ, в то время как имена остаются тайной за семью печатями. — Раскрыв веер, она принялась лениво обмахиваться, то пряча, то открывая себя его взгляду. — Стали бы вы так непринужденно разговаривать с женщиной, которой не были должным образом представлены?
— Но вы только что сказали, что вы… — Он запнулся. — Прошу прощения. Я просто подумал…
— Вы подумали, что член кипрского корпуса не станет настаивать на цивильности? — спросила она лукаво. — Месье виконт, женщина моего рода занятий должна требовать вежливого обращения, иначе кто позаботится о ее достоинстве, если не она сама?
— Ваш горячий поклонник, несомненно, — сказал он, очарованный ею. Женщина казалась экзотическим смешением светскости и наивности, требуя приличествующего представления и сводя его с ума полуобнаженной грудью. — Я бы точно позаботился.
— Тогда придется вас простить, — ответила она просто. — Ах! Сюда идет хозяйка. Леди Уэксфорд, если вы знакомы с этим джентльменом, пожалуйста, представьте меня этому… pardonez-moi,[5] кого ваш костюм воплощает?
— Пуританина.
— Значит, меня следовало поправить, когда я сказала, что под прикрытием маскарада выставляются напоказ наши истинные натуры, поскольку ваша, подозреваю, далека от пуританизма, — заметила она томно.
— Леди столь же проницательна, сколь прекрасна, — констатировал Люциан.