— Слушай внимательно ветер и сможешь услышать, как я шепчу о любви к тебе.
И с этим исчезла.
Шли дни; Якичи начал думать, что дочь сбежала. Конечно, он печалился, что не смог попрощаться, но был уверен: Сэй жива.
Спустя неделю отец предстал перед даймё с вестью о том, что Сэй исчезла, а он с радостью отдаст свою жизнь ради нее.
Даймё хотел уже приказать казнить стеклодува, но тут во дворе появились две женщины в простых платьях и с бритыми головами. Даже Якичи не сразу понял, что та, которая помоложе, — Сэй. А поняв, расплакался от мысли, что дочь вернулась и собирается выйти замуж за этого ужасного человека.
— Это еще что такое? — вопросил даймё. — Зачем ты обрила голову? И что это за женщина с тобой?
Но и Сэй, и ее спутница молчали. Даймё разъярился.
— Что за дерзость?! Я приказываю тебе говорить! И опять не услышал ни слова.
— Каков твой ответ? Станешь ли ты моей женой, спасешь ли жизнь отца? Или мне убить его из-за твоей эгоистичности? Отвечай, да или нет?! Пойдешь ты за меня замуж?
И опять ни Сэй, ни ее спутница не ответили. Даймё плюнул.
— Казните старика! — приказал он.
Но Сэй подняла руку и остановила кинувшихся было к ее отцу солдат. Она шагнула к даймё и протянула листок бумаги.
Тот знаком повелел кому-то из челяди взять записку, как будто дотронуться до нее было ниже его достоинства, и прорычал:
— Читайте вслух — пусть все услышат слова этой дерзкой девчонки!
Прислужник взглянул в записку и закашлялся. Ему не хотелось читать ее. Но делать было нечего.
— «Неделю назад ты просил меня стать твоей женой. Слово «да» скрепило бы наш союз, слово «нет» повлекло бы смерть моего отца. Я не скажу ничего, потому что я теперь mugonnogyonoama-san».
Последние слова застряли в горле чтеца. Он понимал, как разозлится господин, ведь «mugon no gyo» означало «обет молчания», a «ama-san» — «послушница».
Прислужник снова закашлялся, потом продолжил:
— «Я принесла обет молчания и бедности, и голову обрила в знак своего призвания. Я ушла жить в храм, на вершину самой высокой горы. Здесь мы ближе всего к Будде. Я не могу выйти за тебя замуж, я уже сочеталась с целой Вселенной. Я не могу произнести ответ на твой вопрос — мне запрещает мой обет. Итак, ответа нет. Ты должен отпустить моего отца, а я вернусь в мой горный храм и проведу всю жизнь в молчании».
Даймё сам едва не лишился дара речи. Сколь ни был он могуществен, кто же перечит великому Будде? С минуту он подумал, а потом ответил:
— Я должен похвалить тебя за самопожертвование, — произнес он. — И не стану мешать тебе вернуться в храм. Пожалуйста, иди.