За долгие дни без мужа Сванхильд ни разу не обмолвилась, как страшно, если тот вдруг не вернется домой, и, едва прослышав о прибытии корабля, бросилась на берег, прямо в раскрытые объятия Эйнара. Сначала горячо его поцеловала, а потом дважды ударила по лицу и осторожно слизнула кровь с его разбитых губ. Сигурд не совсем понял зачем, но Эйнар как будто сам подставился под удары.
Сигурд помог перетаскать добычу в дом на сваях; удивительно, сколько же тут было добра! Драгоценные металлы и мешки с монетами, украшения, похищенные из чужеземных мастерских инструменты и бутыли с вином, не разбившиеся на обратном пути. Но Сванхильд явно ждала чего-то еще. Тогда Эйнар достал украшенную драгоценными камнями обложку, отодранную от молитвенника в каком-то английском монастыре, и вручил Сванхильд. Та немножко полюбовалась камнями и подвесила побрякушки к своему ожерелью, а Сигурд наконец-то понял, откуда у нее все эти невероятные амулеты.
Отовсюду.
До поздней ночи пили они эль и вино, пока Сигурд, опьянев и будучи уже не в силах доковылять до дома, не растянулся на скамье у стены. Так он и валялся какое-то время, но вдруг проснулся от звуков борьбы — или того, что показалось ему борьбой в первые несколько секунд после пробуждения. Он быстро догадался — то милуются хозяева дома.
Эйнар оседлал жену сзади и ожесточенно хлестал по ягодицам. Сванхильд, кажется, отчаянно брыкалась — отчаянно, но на самом деле не всерьез: то была часть игры. Едва ей удалось вырваться, Эйнар перехватил жену за ноги и опрокинул на спину, вошел в нее сверху, а она царапалась, да так, что ногти оставляли на спине кровавые полосы. Она куснула его в шею со всей силы — ему даже пришлось схватить ее за волосы. Жена взбрыкнула от боли и страшно ухмыльнулась, потом воскликнула, что муж воняет тухлой рыбой да и трахается как баба. «Погоди, — ворчал Эйнар, — вот уж наступит утро — ты и ходить-то толком не сумеешь!..»
…Сигурд не скоро вновь заснул.
А когда опять проснулся, Эйнар (со следами укусов на шее) уже смыл с себя пот в горячем источнике; Браги бегал вокруг, заново вспоминая отца, а Сванхильд (с синяками на руках) уговаривала сынишку вопить потише, а сама терпеливо расчесывала волосы мужа гребешком из китового уса. Она то и дело обнимала Эйнара и шептала: «Eg elska tig. Eg elska tig, Eg elska tig». «Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя».
Сигурд зевнул, как бы в знак того, что уже не спит; Сванхильд отскочила от мужа и поспешила за тазиком чистой воды, чтобы гость мог умыться.
Браги тут же вскарабкался к Сигурду на руки. Теперь он знал немало слов и радостно пищал: «Дядя Сиг!»