Я только жалела, что не могу пригласить матушку Кристину, отца Сандера и брата Хайнриха. Думала даже, не послать ли весть в Энгельталь. Впрочем, я понимала, что им придется отказаться, и не хотела ставить их в неловкое положение. Успокаивала я себя только одним: и матушка Кристина, и отец Сандер, и брат Хайнрих точно были бы рядом, если б только могли. А ты жалел лишь о том, что не можешь пригласить Брандейса.
Ты даже не знал, жив ли твой друг. А хуже всего, ты не мог отправиться на его поиски, не обнаружив того факта, что выжил после ожогов и, таким образом, покинул кондотту, единственным правилом в которой была невозможность побега. Ты не в силах был себе простить, что убежал стараниями Брандейса, которому самому пришлось вернуться в кондотту. Ты до сих пор иногда просыпался от кошмаров о прежних битвах.
В день свадьбы нам повезло — погода была удачная. Каменщики болтали с книжниками, евреи мешались с христианами, и все, даже бегинки, наелись до отвала. Почти все гости разбрелись по домам на заплетающихся ногах, и тогда остались только мы с тобой; нас ждала первая ночь в качестве мужа и жены.
Наутро мы проснулись, и ты подарил мне маленького каменного ангела, которого вырезал сам. По-немецки это называется Morgengabe — «утренний дар», подарок молодого мужа в знак законности нашего брака. Нашего сожительства. Я всегда думала, мне будет все равно — чтомне до любых ритуальных признаний; я и так верила в истинность нашей любви, — однако невольно расплакалась от радости.
Вскоре ты нашел постоянную работу, которая пошла тебе на пользу. Здоровье твое окрепло, работа с камнем нравилась. А я делала книги, руководила работниками и продолжала перевод «Ада». Мы часто заговаривали о переезде в дом побольше, но как-то так и не собрались. Нам нравилось жить тут, нравились наши друзья… пожалуй, и еврейский район тоже очень подходил нам, изгоям. Может, мы просто выдумали себе этот большой дом, когда захотели помечтать. Только одно могло бы сделать нас еще счастливее… а потом и это тоже получилось!
После долгих бесплодных лет я, наконец понесла. В жизни у меня не было момента радостней, чем тот миг, когда я сказала тебе об этом и увидела выражение твоего лица: ни тени страха и сомнений — лишь чудесное ожидание. Ты побежал рассказывать новости всем своим друзьям-каменщикам, а вернувшись, крепко обнял меня и принялся рассуждать, как хорошо иметь девочку, а не мальчика, или мальчика, а не девочку.
Через некоторое время мы пошли на рынок за овощами и увидели, как группа молодых людей напала на торговца, прицепившись к какой-то мелочи. Одежда у нападавших была грязная, вид самоуверенный и наглый — такой свойствен только самодовольным юнцам. Чуть в стороне за ссорой наблюдал человек постарше — смотрел пресыщено, как будто в сотый раз, на дурацкую выходку, но понимал, что вмешиваться толку нет.